Онлайн книга «Ограбить Императора»
|
– Буквы? – Мужчина на минуту задумался. – Точно! Были буквы. – И что же это были за буквы? – Две буквы были. Кожа-то на чемоданах серая, а вот буквы темно-коричневые. Это я сразу приметил. Крупные буквы «К» и «Ф». В опубликованной заметке не сообщалось о том, что чемоданы принадлежали «Товариществу Фаберже», сказать о них мог только тот человек, который их действительно видел собственными глазами. – Та-ак, – протянул сыскарь. – И где были проставлены эти буквы? – В правом верхнем углу, – уверенно произнес свидетель. – Я еще подумал тогда, что же это за странные знаки. Я малость подслеповат… А когда очки надел, так сразу разобрал. – Во сколько это было? – спросил Селиверстов. – Светало уже, – ответил Петр Иванович, поправив на крупном пористом носу круглые очки. – У меня как раз смена закончилась, я истопником в депо работаю. Петроград уже год находился в прифронтовой полосе: на улицах усилилось патрулирование, а выехать из него в ночное время было практически невозможно, разве что по специальному разрешению. – И что, их не задержали на заставе? – невольно удивился Селиверстов. Дело с ограблением норвежского посольства ему с самого начала показалось довольно непростым, и вот теперь оно все более запутывалось, дополнялось неприятными и малопонятными деталями. – Нет… Старший-то ихний показал какой-то документ часовому, вот машину и пропустили. Шлагбаум поднялся, и машина проехала, – как-то буднично сообщил мужчина. – Мне даже показалось, что он вытянулся перед ним, как перед большим начальством. – Вы его хорошо рассмотрели? – Кого? – Того, старшего. – А как же! Сначала смотрел, когда они в мусор бумажки бросали, а потом глядел, когда они у заставы остановились. Мой-то дом как раз в той стороне будет. Я мимо них проходил… – Расскажите подробнее, как он выглядел? Задумавшись на секунду, Петр Иванович заговорил: – Молодой, лет тридцать… Высокий такой… – А какое лицо? Худой? Толстый? – торопил Селиверстов. – Худой. – Он был с усами, с бородой? – Нет. Гладко выбрит. Это точно! – Как одет? Да не тяните же вы! Мне клещами, что ли, из вас слова тянуть? – Сразу оно как-то и не припомнишь, – малость замялся Петр Иванович. – Помню, что куртка на нем кожаная была. Ботинки черные, обмотки тоже черные. – Во что он был одет? – торопил сыскарь. – Рубаха была темного цвета, – приободрился свидетель. – Это я точно помню. – Ладно, хорошо… Он без шапки был? Или все-таки что-то было? Папаха? Фуражка? – Папаха на нем была, серая, барашковая. А из-под нее черные вьющиеся волосы вылезали. Селиверстов едва кивнул: это уже кое-что. – Та-ак… Значит, они сначала выгрузили из экипажа чемоданы и сложили их в грузовик… – Точно так. Только лишнее они выбросили. – Куда же это они выбросили? – нахмурился сыскарь. Медлительный свидетель его раздражал. – Там ведь мусорка была. Я ведь уже говорил… – удивленно протянул свидетель. – Некоторые чемоданы они открывали, просматривали, а потом на свалку сбрасывали. А этот высокий в серой папахе подошел к бумагам и зажигалочкой подпалил. Зажигалка у него знатная, трофейная. «Лимонка» французская, я ее сразу узнал, она яйцеобразная, рифленая с большими насечками. Ее бросать хорошо, в руке она хорошо сидит… Вы там про вознаграждение писали. Подходит? – Сейчас поедете с нами. Покажете, где это место, – поднялся сыскарь, подхватив с вешалки пальто. – А потом и о вознаграждении поговорим! Некоторое время Евгений Карлович сидел неподвижно, пытаясь осознать произошедшее. Еще каких-то несколько дней назад он считался весьма состоятельным человеком, с оптимизмом заглядывал в будущее, полагая, что на новом месте, где-нибудь в Париже или в Лондоне, восстановит утраченные позиции и займется тем, что у него получалось лучше всего и к чему он ощущал подлинное призвание – изготовление ювелирных изделий. Большую часть талантливейшего коллектива удалось сохранить: большинство мастеров оставались с ним, меньшая часть перебралась за границу и ожидали его распоряжений, чтобы вновь заняться любимым делом. Но теперь Фаберже понимал, что мечтаниям не суждено исполниться. Все рухнуло в одночасье. Самое скверное – быть похороненным под обломками собственных иллюзий. Теперь он нищий и мало чем отличается от горничных, убирающих комнаты его дома. Гнетущую тишину прервал телефонный звонок. Подняв трубку, Фаберже выдавил: – Слушаю. – Евгений Карлович, скажите, что все это неправда! Что ограбление вашего дома – всего лишь сплетни базарных торговок! Умоляю вас! – Евгений Фаберже узнал голос Эдварда Модестовича, отдавшего ему на хранение свои ценности. – Мы тут с Константином Леонидовичем не знаем что и думать. – Это правда, – обреченно признался Евгений Фаберже. – Нас ограбили… Вынесли все, что у меня было. В том числе драгоценности людей, доверившихся мне… В целом на сумму около восьми с половиной миллионов рублей золотом. – Боже мой, боже мой… – простонал на том конце провода Эдвард Модестович. – К сожалению, я не могу вам помочь или хотя бы компенсировать часть ваших потерь, потому что я сам сделался нищим… Хотите услышать утешение? Его нет. Можно ли вообще подобрать такие слова? Меня бы самого кто утешил. – Но ведь этим делом занимается ЧК, они наверняка что-нибудь отыщут! – цеплялся Эдвард Модестович за последнюю надежду. – Не тешьте себя иллюзиями, Эдвард Модестович. Даже если они и найдут что-то, я не уверен, что нам из этого что-нибудь перепадет. Наши ценности они отчего-то считают своей собственностью. – Ведь Советская власть… – Извините, мне трудно говорить… Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. Я вам позвоню, когда появятся хоть какие-то новости. – Не дожидаясь ответа, Евгений положил трубку. В кабинет неслышно вошла Августа Богдановна и попыталась успокоить сына: – Ну, чего же ты, Женя. Может, все еще и образуется. Ведь нам же обещали помочь. Ищут! Евгений Карлович обхватил ладонь матери обеими руками, притронулся к ним пересохшими губами и произнес: – Уже ничего не будет так, как прежде… Мы разорены. Нам уже никогда не вернуть того, что мы потеряли. Нужно сохранить хотя бы крохи из того, что у нас еще имеется. – Но у нас есть филиал в Москве, – негромко напомнила она. – Матушка, его уже нет… Я тебе не хотел говорить, пришла телеграмма от Саши… Он сообщил, что на Московский филиал уже наложили арест. Мы не можем взять оттуда ни гроша! Ни одной броши! |