Онлайн книга «Дело о таинственном наследстве»
|
– Второе. Свою тетушку я не убивал. Думаю, здесь особо объяснять нечего. Не убивал, и все! Третье. С уже, честно говоря, поднадоевшим мне карточным долгом расплачусь, как я и говорил вашему отцу, через месяц. «Как он взволнован! Как он торопится… – думала Наташа, глядя на его подрагивающие пальцы, на потемневшие глаза, на то, как он, переводя сбивающееся дыхание, прикусывает губы. – Но отчего же? Ведь я все уже поняла… Все хорошо… А может быть, он… – вдруг осенила ее совершенно очевидная мысль. – Ох, нет, нет… как же, я не готова!..» Она попыталась было выдернуть руки, но граф сжал ее ладони еще сильнее, не осознавая этой требовательной силы. – Четвертое, – продолжал он. – Я богат. И пятое. – Он поднял глаза и прямо посмотрел в Наташины – испуганные и… нетерпеливые. – Нет, – нахмурился он, рассердившись на себя, – не так! Оставив наконец в покое Наташины руки, он тихо опустился на колени. Она, внутренне охнув, уже, наверное, в сотый раз за эти несколько минут вся сжалась. Даже пальцы на ее ногах немного поджались от внутреннего напряжения. Граф стоял на коленях, опустив руки и голову. Ветер ерошил его темные волосы и концы Наташиного пояса. Сопереживая графу, тихонько шуршали листья на кустах. Беззвучно срывались лепестки цветов и, подхваченные ветром, разносились по саду… И мгновение это было так полно… Сашины глаза, когда он поднял голову, были спокойны и глубоки. – Я не думаю, Наташенька, что являюсь каким-то особенным человеком, – тихо произнес он. – Мой характер построен на контрастах, мне нравится быть, мне любопытно быть… Моя жизнь – цепочка хаотичных событий, пока еще не настолько основательных, чтобы я смог удовлетвориться уже узнанным и испытанным и остановиться, прибиться к какому-либо берегу. Я не вполне еще знаю себя и не вполне уверен, что понял смысл собственного и окружающего меня бытия. Но мне радостно и интересно это познание. И я стараюсь жить сообразно с понятиями чести и принципами доброго и терпимого ко всему отношения. Таков я есть… И я… – его голос засиял от нежности… – Я… люблю вас! Наташенька… – полушепотом выдохнул он и опять заторопился говорить: – Я знаю, что Бог подсказал мне приехать сюда, для того чтобы понять одну очень важную вещь. Что такое одиночество, как мое, после встречи с вами уже никогда, никогда не будет оправданно! Часть меня, которая годами ждала любви и ту, которая сможет пробудить ее во мне, раскрылась при встрече с вами! Наталья Николаевна! – И страх, и нежность, и доверие зазвучали в его голосе, когда он произнес: – Окажите мне честь и станьте моей женой! И только теперь, с начала его признания, она смогла наконец выдохнуть воздух. Покидая легкие, он сыграл с ней коварную шутку – бросил навстречу графу, который уже ждал… Он обнял, поднял и закружил ее, прижимая к себе и шепча: – Ну скажи мне, пожалуйста, скажи! Наташа засмеялась, и все полутона стали тонами, и полусчатье превратилась в полнейшее его ощущение, и страсть поменяла состав крови и разрумянила лицо. Наташа обхватила эту родную, любимую голову и прошептала: – ДА! Он опустил ее на землю, обнял и, уже целуя, попросил: – Скажи еще! И Наташа, отвечая на его поцелуй, сказала: – Да граф, я стану вашей женой! * * * Они вернулись в дом, где граф по всей форме попросил у Николая Никитича руки его дочери. Мудрый князь уже давно понимал, к чему ведут их отношения, и не был сильно удивлен. Все справки о состоянии Сашиных дел были наведены. Да и граф за сегодняшним разговором, предугадывая возможные вопросы, дал по многим основным пунктам исчерпывающие сведения. Как человек Саша уже с первого вечера князю понравился чрезвычайно. Таким образом, видя, как искренне счастлива была рядом с графом Наташа, ничего большего для своей дочери князь и не желал. Посидев молча минут пять в кресле, как бы пытаясь прочувствовать правильность своего решения, Николай Никитич слегка прослезился и благословил детей. – Только, граф, одна просьба будет у меня к вам. Ни о помолвке, ни о будущих ваших планах мы пока объявлять не будем. Вы должны понимать! Нелепое подозрение по отношению к вам надо развеять как можно быстрее. Феофану Ивановну следует по чести земле предать, докопаться до истины, что же случилось: знаете ли, не могу до сих пор мозгом воспринять слово «преступление», «убийство». Ну и, естественно, срок траура соблюсти, в права наследия вступить… В общем, дети мои, пока полный молчок, и я никому сказывать не буду. – Да, конечно, Николай Никитич, – согласился граф, мельком посмотрев вопросительно на Наташу и получив от нее кивок поддержки. – Буквально на днях приедет человек, распоряжающийся арендой моих земель, и документально подтвердит сделку. Господин следователь уверил, что этого будет совершенно достаточно. Тетушкино тело я заберу из больницы завтра, день похлопочу и на послезавтра назначу похороны. Бедная тетушкина душа, наверное, уже жаждет покоя… – Ну а с расследованием мы Аркадию Арсеньевичу поможем, – вставила свое слово Наташа и тут же прикусила язык. «Проболталась-таки от радости!» Князь добродушно засмеялся: – Опять, дочка, в расследования играешь! Наташенька, милая, здесь все очень серьезно, не до детских выдумок. Ну что ты там знаешь, расскажи… Граф, взглянув на Наташу, покачал головой: мол, не стоит. Наташа замялась, быстро придумывая, что бы такого сказать, но быстро нашлась: – Я, например, знаю, что в вечер, когда все произошло, Софи Зюм пыталась скомпрометировать графа письмом, которое подложила в ридикюль Феофаны Ивановны! – Сказано это было не без умысла. Наташа понимала, что к реальным причинам смерти Феофаны это, скорее всего, не имеет никакого отношения, однако скандал про поступок Софьи может очень даже пригодиться. Конечно, после ее объяснения с графом Наталья любила всех и вся, даже осеннюю муху, которая проснулась от эмоций, паривших в воздухе, и теперь норовила все время сесть ей на нос. Всех, за исключением Софи Зюм. Той, похоже, и так в ближайшее время придется несладко, но пусть еще и это скушает. – Неужели? – пробормотал, заинтересовавшись, Николай Никитич. – Что за письмо? Саша слегка закатил глаза, и Наташа поняла это выражение недоуменной усталости, что же еще успела сотворить эта неуемная Зюм? – Ой, папочка, в этом письме такие ужасы про графа написаны, что даже читать противно. – А ты и прочитать успела! Ну может быть, может быть, но мне кажется, что Софи Павловне тогда было бы проще избавиться от предмета своей ненависти, то есть, тьфу, тьфу, тьфу, от графа, а не от его родственницы. Ну, если хочешь, я расскажу об этом Аркадию Арсеньевичу, или сама расскажешь. Может быть, в твоей копилке есть что-то еще? – Есть, папочка, но, наверное, ты прав, там по мелочи все больше, и что-то я устала. Давайте тогда попозже еще поговорим? |