Онлайн книга «Цунами»
|
Еще один кабак, подвальчик “Апшу”, приткнулся в тупике под собором. Снаружи ничего особенного, зато внутри дачный интерьер. Ближе к полуночи приходят стриженые девицы – и молодые люди в очках а-ля Жан-Поль Сартр. Люди с богатым /внутренним миром./ И серьезно рассуждают о кино, книгах. Глядя на них, я думал, что когда-то и сам подолгу спорил об этом. Но что за книги мы обсуждали? Какие фильмы? Не помню. Через месяц я понял, что в нашем районе мне по душе только три места. Для завтрака выбрал “Correa’s” – домашнее кафе в офисном центре. Особенно хорошо тут было по выходным, когда на джипах прикатывали молодые мамаши и пили шампанское. Мне также нравилось, что рядом стоит Марфо-Мариинская обитель, – соседство с храмом примиряло с буржуазностью/ /заведения. На втором месте “Апшу”, абсолютно инородное тело/./ // Но больше всего я любил “Space Bar”, место /между землей и небом/. Заведение находилось на тридцать втором этаже гостиницы “Swiss Hotel”. Ее открыли недавно, внешне здание напоминало гигантскую поганку. Зато внутри все отделали в стиле art-deco: никель, дубовые панели, кожаные кресла. Сидя в баре, я часами разглядывал город, лежавший за толстыми стеклами. Иногда он казался мне до боли знакомым – как собственная ладонь или коленка. Но чаще я видел его таким, каким он стал на самом деле. Чужим, фальшивым. Безликим. Несколько раз я приводил сюда соседку. Она оказалась довольно навязчивой бабой и пыталась сойтись со мной снова. Чтобы избежать печального коитуса, я приглашал ее наверх и накачивал мохито. А потом сажал в машину – и снова оставался один. Здесь, наверху, я чувствовал себя как дома. Поскольку и сам оказался между землей и небом. В пустоте. Идеальное место, правда. Наверх поднимался скоростной лифт с телевизором, крутили новости. Кабина двигалась быстро и бесшумно, как индеец. Я часто представлял жизнь в этом ящике. Можно поставить койку, стол, заказывать из ресторана пищу. Смотреть фильмы. Заводить знакомства. “Быть в центре событий, не выходя наружу”. В гостиничном лифте это казалось возможным. 17 Утром я пошел за почтой и поразился тому, что подъезд живет своей жизнью. Что стучат щеколды, шумит за стеной унитаз. Тявкает собака, и слышно бормотание утренних выпусков, которые говорят друг с другом. Кто-то уже застегивает молнию. Звенят ключами. Странно, что раньше я никогда не замечал этого. В ящике лежала районная газета и конверт. Ни адреса, ни подписи на нем не было. Вскрывать? Выбросить? Пока раздумывал, на площадку из квартиры вышла моя соседка. Помахав конвертом, я стал подниматься. “Да, но что она делает в чужой квартире?” Мелкими шажками она подскочила, обняла. Я изобразил благородное негодование, стал ее оттаскивать. – Идем! – потянула к двери. – Все объясню, правда. / Часто здесь бывает этот лейтенант? / Сунув газету с конвертом в карман, вошел следом. Квартира, где мы оказались, выглядела как в интерьерных журналах. Японские шторы, низкий диван. Белый паркет и шкура зебры. Представить людей, которые живут здесь – едят, спят, справляют нужду, – невозможно. Полная анонимность, галлюцинация. В гостиной на стеклянном столе стояла ее фотография. Или это сестра? Та же фотография, что наверху, только в другой раме. Она села в кресло напротив, закурила. – Это квартира моей сестры, – сказала без предисловий. – Когда она погибла… – Струйка дыма высунулась между губ. – То есть когда исчезла… Не вынимая из пальцев сигареты, прикусила ноготь. – …тогда я сняла квартиру, – продолжила. – В ее доме, только этажом выше. Ну, где ты был. Прихожу сюда, убираюсь. Оплачиваю счета. Цветы поливаю. Я оглядел комнату – никаких цветов. – Просто когда она вернется… Когда придет… – Она стала деланно запинаться. – Тогда я хочу, чтобы все было готово… Слух снова резанули фальшивые интонации. Я решил идти напролом. – А ты уверена, что это не одно лицо? – сунул ей под нос фотографию. Она выдохнула, откинулась на спинку. Края губ опустились, нос заострился. Она прикусила щеку. – А ты уверен, что ты – это ты? – Я ведь проверила твой домашний. Там совсем другое лицо… Несколько секунд мы молча смотрели в глаза друг другу. – Ладно, не напрягайся. – Улыбнувшись, погасила сигарету. – Какая мне, в сущности, разница? Поднялась, взяла за руку. – Тут есть одна штука. – Пойдем, тебе понравится. 18 Когда я вошел на кухню, она уже сидела на корточках. Мосластые колени раздвинуты, тяжело дышит. – Поднимай! – Она встала. Я взялся за ручку, в руках у меня оказался люк. Мы осторожно прислонили его к плите. Из подпола потянуло сырым воздухом. Я поставил ногу на перекладину. /Когда прижмут к реке, конец/. Неприятное ощущение. Пол внизу оказался каменным, а свод – кирпичным, полукруглым. Дальше путь перекрывала дверь, стальная. – Ну как? – Она улыбалась. Отсюда, снизу, ее крупные ноздри напоминали маслины. – Лови! Я поймал связку с ключами. Она, задрав подол, стала спускаться. Стальная перегородка бесшумно отворилась. Я сунул связку в карман и сделал шаг в темноту. Перед нами лежал самый настоящий подземный ход. Какие-то полки и ниши угадывались в полумраке, корзины и банки, в которых плавали, как эмбрионы, кабачки. – Это проход из дома в церковь. Слышишь? Приложив ухо, я замер. На секунду мне показалось, что через кирпич доносится церковное пение. – Тут жил батюшка, они этот ход и устроили. Чтобы зимой из дома на службу – сразу. Тебе интересно? Она старалась меня отвлечь, увести в сторону от разговора, который произошел в комнате. Но я не забыл того, что она сказала; я понимал, что теперь ситуацию нельзя оставить как прежде; слушая болтовню, прикидывал, как поступить дальше. – Откуда ты знаешь, ты? – Это было в начале девяностых. Мы только въехали, стали полы перекладывать и что-то там нарушили. Я прислонился к стене, стал оценивающим взглядом изучать ее фигуру. |