Онлайн книга «Радуга тяготения»
|
— Киселять и киселять, — складывая список в чрезмерный карман костюма. — Со временем станет легче. Когда-нибудь всем этим займутся машины. Информационные. Вы — прилив грядущего. Начинается период курсирования между тремя кафе, в каждом по нескольку часов сидит за кофе, ест раз в день цюрихскую баланду и рёшти в Народных Столовых… наблюдает за толпами — дельцы в синих костюмах, почерневшие на солнце лыжники, что время проводили, вжикая вниз по многомильным ледникам и снегу, ничего не желая слышать о военных кампаниях или политике, никуда не глядя, только на термометры и флюгера, все зверства их — в лавинах или падающих сераках, победы — в пластах доброго снежка… потасканные иностранцы в заляпанных смазкой кожаных куртках и драных солдатских робах, южноамериканцы, что кутаются в шубы и дрожат под ясным солнцем, престарелые ипохондрики, так и торчащие тут с тех пор, как Война застала их в праздности где-нибудь на водах, женщины в длинных черных платьях — не улыбаются, мужчины в измаранных пальто — наоборот… и психи по выходным в увольнительной из фешенебельных своих лечебниц — ах, эти швейцарские чокнутые: они знают Ленитропа, ну еще б не знать, в мрачной уличной палитре цветов и лиц он один носит белое, штиблеты-костюм-шляпа, белые, как здешние кладбищенские горы… К тому же, он Новый Городской Лох. С трудом отличает первую волну корпоративных шпионов от ПСИХОВ НА ПОБЫВКЕ! (В Кордебалете не традиционные Мальчики и Девочки, а Санитары и Шизики, вне зависимости от пола, хотя все четыре комбинации на сцене присутствуют. Многие нацепили солнечные очки с черными линзами и белой оправой — не столько пофорсить, сколько подразумевая снежную слепоту, антисептическую белизну Клиники, возможно даже — потемки разума. Но все, похоже, счастливы, ненапряжны, непринужденны… вроде на них не давят, у них и костюмы-то не различаются, поначалу так запросто не скажешь, где Шизик, а где Санитар, когда все они выпрыгивают из-за кулис, танцуют и поют): Вот мы, ребзя, — что смотришь с опаской? Плети заговор, прячься под маской Мы хохочем и слюни пус-каем на санки, Словно карлики в отпуску на гражданке! Мы ПСИХИ НА ПОБЫВКЕ, нам Хоть буря, хоть пожар — Мы мозг снесли в химчистку, а души на базар, Кретины в уволь-нительной, подальше от тоски, Безумные и стильные — как наши башмаки! Эй, шляпу по кругу — сдай слезы и хмурь, Свой страх внеси в список потерь, Ах послушай кретина — жизнь бесценна и дивна, Так раскрой ей объятья и верь! Ла-да-да, я-та я-та та-та и т. д. (Мурлычут мелодию фоном к нижеследующему): Первый Шизик (а то и Санитар): Есть потрясное предложеньице — американец? Я так и думал, лица с родины-то ни с чем не перепутаю, ага-а-а, хорошенький костюмчик, хоть на целый ледник всползай — никто не увидит. Ну-с, да-с, в общем, я знаю, что ты там себе думаешь про уличных торгашей, все снуют и снуют, три карты монте на панели [некоторое время слоняется по сцене туда-сюда, машет пальцем, поет «Три карты монте-на Пан, Ели», снова и снова, неотвязно и монотонно, сколько дадут], и ты мигом видишь, что наперекос, все тебе чего-то обещают за так, так? да, как ни странно, таково главное возражение инженеров и ученых против понятия [понизив голос] вечного движения или, как мы выражаемся, Управления Энтропией — вот, вот наша карточка, — ну что ж, им в здравости нельзя отказать. Во всяком случае, нельзя было отказать. До сегодняшнего дня… Второй Шизик или Санитар: Ты уже слыхал про карбюратор двести-миль-на-галлон, незагупляемое бритвенное лезвие, вечную подметку, таблетку от чесотки, полезную для гланд, моторы на песке вместо бензина, орнитоптеры и робобопперов — ты меня слышал, бородка еще козлиная такая, из стальной стружки, — кругаяк, эт-то ладно, но вот тебе повод поратыслить! Готов? Щеколда-Молния — Дверь, Которая Открывает Тебя! Ленитроп: Пойду-ка я сосну, пожалуй… Третий Ш. или С.: Пре-евращаем обычный-воздух в алмазы Катаклизмическим Восстановлением У-у-у-углекислоты… Окажись Ленитроп раним, она была бы весьма оскорбительна, эта первая волна. Она схлынула — маша руками, обвиняя, умоляя. Ленитроп ухитряется держать себя в руках. Пауза — и потом приходят настоящие, поначалу медленно, но сбираются, сбираются. Синтетический каучук или бензин, электронные калькуляторы, анилиновые краски, акрил, парфюмы (пузырьки с крадеными эссенциями в чемоданчиках для образцов), сексуальные привычки сотни избранных членов совета директоров, чертежи заводов, шифровальные книги, связи и взятки, попроси — раздобудут. Наконец однажды в «Штрэггели» Ленитроп жует братвурст и краюху хлеба, которые таскал с собой в бумажном пакете все утро, и тут из ниоткуда появляется некий Марио Швайтар в зеленом жилете в лягушку, эдак берет и выскакивает из гулких часов 2-Мэ-Вэ, — ку-ку! — и за спиной бесконечные темные коридоры, а в руках — Ленитропова удача. — Слышь, Джо, — начинает он, — эй, мистер. — Не он, — с полным ртом ответствует Ленитроп. — Л.С.Д. не интересует? — Это значит: лиры, сентаво и драхмы. Вы ошиблись кафе, ас. — Я, по-моему, страной ошибся, — Швайтар, отчасти скорбно. — Я из «Сандоза». — Ага, «Сандоз»! — кричит Ленитроп и выдвигает мужику стул. Выясняется, что Швайтар очень тесно связан с «Психохими АГ» — один из аварийщиков Картеля в свободном полете, трудится на них поденно и шпионит на стороне. — Ну, — грит Ленитроп, — мне позарез надо все, что у них есть на Л. Ябопа, а вдоба-авок на этот «Имиколекс G». — Гаааа… — Простите? — Лабуда. Забудь. Это даже не по нашей части. Сам-то пробовал разработать полимер, когда вокруг одни индольщики? А большая мамаша с севера что ни день ультиматумы шлет? «Имиколекс G» — это, янки, наш альбатрос. Есть специальные вице-президенты, у которых одна работенка — соблюдать ритуал, каждое воскресенье ездить и плевать на могилу старика Ябопа. Ты мало с индольщиками общался. Очень элитарные. Они же себя как видят — последнее звено долгой европейской диалектики, поколений паразитоносных злаков, спорынья, эрготизм, ведьмы на метлах, общинные оргии, в ущельях затеряны кантоны, за последние 500 лет не знавшие ни дня без галлюцинаций, — хранители традиции, аристократы… — Погодите-ка… — Ябоп умер? — Вы что это говорите — могила Ябопа? — Прочувствовать надо бы глубже, но он ведь и жив толком не был, как же он, правду говоря, может… — В горах, возле Утлиберга. — Вы когда-нибудь… — Что? — Вы с ним встречались? — Это еще до меня. Но я знаю, что в «Сандозе» о нем полно секретных данных. Добыть, чего ты хочешь, — это ничего себе работенка. — Э… — Пятьсот. — Чего пятьсот? |