
Онлайн книга «Модель»
Она училась хорошо, и средний балл в ее зачетке только чуть-чуть не дотягивал до высшего балла. И я радовался за нее, как за себя, хотя и не всегда понимал — что в нашей стране понимается под средним баллом. Тем более под — высшим. И заметил, что сам учусь вместе с ней. Во всяком случае, к ее третьему курсу я уже довольно сносно отличал менеджера от дилера. И даже узнал — что означает такое красивое слово «мерчендайзер». Ну, а о том, что жизнь принимает главный экзамен не у мозгов, а у сердец, мне еще только предстояло узнать. А ей — нет… …Разумеется, Бау была моей самой лучшей моделью, и я написал с нее не одну картину; и картину под названием «Нежность», я не мог написать с кого-то другого. Хотя, начиная эту картину, я не знал, что завершать ее мне придется с совсем иной женщины… …Но в тот момент главным было не это, а то, что она училась. Однажды, когда я захотел написать женщину, отраженную в зеркале на фоне горящей свечи, она пришла ко мне и, еще не начав раздеваться, сказала, вздохнув. Хотя вздоху я, в первый момент не придал значения: — Чем вы, дядя Петя, занимаетесь? — Гряду. — Это — как? — Не знаю. Но сегодня по телевизору сказали, что грядет новое время. И — новое искусство. Вот я и гряду. А ты — чего вздыхаешь? — Мне реферат по истории написать нужно. — А нельзя просто скачать с Интернета? — спросил я. И тогда самые красивые на свете губки, став еще и творческими губками, произнесли самые мудрые на свете слова: — Повторять чужое — не интересно. Тогда я отложил кисти и присел за стол: — Тяжело? — Ага. У нас ведь теперь борьба с фальсификацией истории. — Ну и что? В чем проблема? — спросил я. Отметив при этом, что Бау раздевается. — Проблема в том, что сейчас на всю историю совсем другой взгляд. Даже по сравнению с тем, что было в школе, — серьезно проговорила она. И хотя я мог бы пошутить, сказав правду: «История — это наука, как раз и созданная для фальсификации», — мне пришлось ответить тоже серьезно: — Проблема в том, что как бы медленно ни текла история, она всегда движется быстрее человека. И, глядя на происходящие события, люди могут понять только одно — насколько они от этих событий отстают. — Дядя Петя, ну как же так? Это же наша собственная история. Мы же ее сами создавали — историю великой страны. — Понимаешь, Бау, своя история — это всегда замкнутый круг. Создают историю только те страны, которые смогли вырваться из замкнутого круга своей истории. — Я замолчал не потому, что видел, как Бау раздевается, просто в своих рассуждениях мне пришлось вступить на территорию, на которой аргументом могли быть только примеры. А примеры мне в голову не приходили. И тут она сама пришла мне на помощь: — А у нас препод — сталинист. — Ну и что он вам говорит? — насторожился я. Мне ведь очень хотелось, чтобы она училась у приличных людей. — Он говорит, что Сталин построил великое государство. И что он строил заводы. — А он не говорит вам, что не заводы главное для цивилизации, а люди? И Сталин построил волчачье уродство, в котором не заводы служили людям, а люди — заводам. Кстати, и великость государства должна служить реальным людям, а не люди — абстрактной великости. Если за величие страны люди должны платить плохой жизнью, так на кой черт нужно такое величие? — Что же, по-вашему, нужно сравнивать сталинистов с волками? — Вообще-то, сравнивать сталинистов с волками это — оскорблять волков. По большому счету у сталинистов нет аналогов в живой природе. — А еще наш препод говорит, что Сталина нет на нынешних воров во власти. — Знаешь, девочка, если мы призываем Сталина решать проблемы нашего времени, значит, ничего лучше, чем наши нынешние воры во власти, мы не заслуживаем. — Почему это? — Потому что воры все же лучше, чем убийцы. — Да-а? — Кажется, мои слова заставили ее не только задуматься, но и заинтересоваться: — Дядя Петя, а где можно прочитать самое полное описание сталинизма? У Волкогонова или Радзинского? — она прошлась глазами по книжным полкам стеллажа у кровати, и в ответ я почему-то улыбнулся: — Самое полное и потрясающее описание сталинизма можно найти у Чуковского. — Где-где? — В «Тараканшце». И усами шевелит, и детишек обещает покушать, — и только сказав это, я вдруг понял, каково было жить потом, в тридцатых, Корнею Чуковскому, написавшему в двадцатых про усатого таракана, уничтожавшего вокруг себя все живое… — Ага, дядя Петя, шутите. — Не шучу. — А вот наш препод говорит: «Вот и получили вы вашу демократию. Теперь — радуйтесь». — Ваш препод просто глупец. — Почему? — Потому что только глупец думает, что то, что получилось — это единственное из того, что может быть. А хотели мы совсем не этого. Правда, любой народ после тирании знает — чего он не хочет. Но того, что он хочет, — после тирании не знает никакой народ. — Может быть, дядя Петя. Только реферат мне ему сдавать придется. А вдруг — не сумею? — Сумеешь, — ответил я. И не прибавил вслух то, что подумал: «Мы с тобой вдвоем уж как-нибудь окажемся умнее одного дурака»… — …Ум всегда победит глупость, — мог бы искренне сказать я ей правду. Все равно о том, что это неправда, она сумела бы узнать, только дожив до седых волос. Я и сам не всегда понимаю — в чем тут дело. Но меня утешает одно — если человек понимает, что он чего-то не понимает, значит, что-то он понимает совершенно точно… — … Дядя Петя, я хотела написать реферат по Отечественной войне; но ведь войну мы выиграли именно благодаря Сталину. |