Книга Что создано под Луной?, страница 38 – Николай Удальцов

– Ну, ладно, хватит о работе, то есть о грустном. Мы, кажется, в кино с девушками собрались? Да и фильм классный – «Мертвый сезон».

– А может перед кино, по портвешку? – спросил тот, что звался Вовиком, – Я здесь, рядом местечко знаю.

– После, после. Пойдемте в кино, – сказала девушка, нарисованная углем.

А Риоль, видя тех же, других молодых людей, начал догадываться о том, что задумал Крайст еще перед первым сеансом.

– Что с ними произошло, Крайст?

– Их иллюзии исчезли.

Фильм оказался детективом.

На всем его протяжении КГБ, в лице одного профессионала и одного дилетанта боролся с неким профессором Хаасом, который хотел создать газ, делающий людей удовлетворенными жизнью, передающими профессию по наследству, бездумно радующимися каждому прожитому дню и не задумывающимися над не касающимися их проблемами.

– Вот так мы боремся с теми, кто стремиться низвести людей до уровня животных, – проговорил без всякого энтузиазма Никита, – Вот так наша страна борется со всякими Хаасами.

После сеанса Вовик потащил всех в маленький магазинчик, находившийся в одноэтажном старом доме на противоположенном берегу обводного канала.

В этом магазинчике продавали водку в бутылках и вино, «Портвейн 33» в розлив, прямо из конусообразного стеклянного баллона, в каких обычно продается в розлив сок.

В магазине было несветло, но Риоль увидел новую перемену.

Во-первых, пропал куда-то Сашка. Но этот вопрос разрешился быстро.

– Плюнул наш Сашка на все и завербовался на север. Развелся с женой и смылся.

Говорят, там деньги лопатой гребет. На какой-то стройке стропальщиком.

Потом Никита и Вовик посмотрели друг на друга и замолчали.

– Какое уныние, – подумал Риоль, – А когда-то эти люди хотели построить рай на земле.

Теперь они ближе к аду.

А Искариот в это время подумал: – Унылые всегда в аду…

И выглядели они как-то неуверенно – и неуверенность эта, казалась единственным значительным продуктом их мысли…

Во-вторых, Риоль заметил, что Вовик основательно полысел, а Никита поседел, правда, не на столько, чтобы считать его седым, а так, для первоседия.

Костюмы на обоих сидели мешковато, но так, что все равно было заметно, что мешковатость произведена не одной пошивочной фабрикой. А.скорее временем.

Тупоносые ботинки Вовика совсем не блестели, а ботинки Никиты вообще требовали некоторого ремонта.

– Ну, что – перед фильмом по стаканчику, и в кино, – Никита поднял свой стакан, наполненный непрозрачной, коричневатой жидкостью.

– А что за фильм? – спросил Крайст.

– Комедия. Говорят классная. «Любовь и голуби».

– …Ну, как? По-моему, смешно, – проговорил Вовик, когда они вышли из зала.

– Ага. Особенно Гурченко – как она: «Люськ, а Люськ – интеллигенция!» Очень мило показано.

Риоль посмотрел на девушку, нарисованную акварелью.

Девушка посмотрела на Риоля:

– Помнишь их молодыми? У них были мечты. А теперь – этих дегенератов из фильма, попеременно гоняющих жен, детей, голубей, соседей, любовниц – они признают милыми.

– Они признают их милыми в кино для того, чтобы не признаваться себе в том, что в жизни они такие же.

Девушка, скачанная с интернета, обернулась к Крайсту:

– И эти люди так много говорили о свободе?

– После жизни при социализме, многие вспоминают о свободе, только читая передовицы газет.

– Почему же их газеты пишут не правду?

– Зачем ты свернул их жизнь в эти три дурацких фильма? – к девушке, нарисованной акварелью и девушке скачанной с интернета подошла девушка, нарисованная углем.

«Это уже почти женский бунт», – успел подумать Риоль еще до того, как Крайст спросил:

– …Верни их обратно на платформу пригородной электрички, – девушка, скачанная с интернета, говорила таким тоном, что Риоль понял, что она не отступит.

Видимо, это же понял и Крайст:

– Это не сложно.

– Чего хочет женщина – того хочет Бог, – тихо сказал Риоль, а Искариот, посмотрев на него, ответил:

– Крайст, ты – молодчина. Я тебя люблю! – девушка, скачанная с интернета, поцеловала Крайста в лоб.

А стоявший в стороне Искариот, сунул руки в карманы брюк дорогой французской тройки и процедил:

* * *

…Асфальт на платформе был старым, щербленным, местами сошедшим с бетонных плит, из которых платформа собиралась.

Огородь, когда-то покрашенная зеленой краской пооблезла и кое-где недосчитывала свои прутья – такая платформа не имеет возраста. Ее могли поставить и год, и десятилетие назад.

Но здесь, почти в лесу, все это выглядело не неряшливо, индустриальной неряшливостью, способной испортить любой пленэр, а, скорее, патриархально.

Провинциально, не смотря на то, что пригородные платформы бывают только вокруг больших городов.

Так выглядит в лесу проселочная дорога – не вызывая подозрений в причастности к милитаризму или близости к власти.

Пригородная платформа ничем не хвастается.

Когда все поднялись по скособоченной деревянной лесенке без перил на это лесное место встречи людей и электричек, солнце поднялось высоко, и листва верхушек деревьев заблестела в его лучах всеми оттенками светлой зелени, разделяя ежедневный праздник природы с голубизной неба.

И даже в тех местах, где на платформу падала тень листва, уверенная в себе, продолжала игру в блеск.

Ртутно, подвижно, живо.

– В такую погоду хочется жить, – прошептала девушка, нарисованная акварелью.

– И жить долго, – тихо добавила девушка, нарисованная углем.

Что сказала девушка, скачанная с интернета, Риоль не расслышал, но ему показалось, что то-то вроде:

«Вот мы и вернулись на платформу», – подумал Риоль: «Интересно, что будет дальше?»

Ему было понятно, что и возвращение, и дальнейшее продолжение событий, хотя бы на не большой период времени, зависят от планов Крайста. Вернее, от того, что Крайст захочет ему, Риолю, показать. И потому, что он становился невольным соучастником, определяющим будущие события, Риоль испытывал непривычный дискомфорт – до сих пор он сам, один, принимал решения, отвечая за поставленные задачи.