
Онлайн книга «Плясать до смерти»
Что значит — «лучше бы пили»? — проплыла неясная мысль. Но додумать не успел: приклеился писатель Димуденко (прозвище переделано из фамилии). Кто его звал? — Это твой зять? А чего такой ненормальный? — Артист. — А-а. А чего дочка твоя такая неказистая? — Студентка. — А-а. Я еле держался. Скоро это кончится? Судя по заказанной Жорой выпивке, никогда. Настька уже орала на Кольку: — Ты кретин! Единственные близкие нам люди — Кузя и Алла — покинули нас. Вспомнил, как мы с Кузею тут, вот под этим витражом, отмечали день Настенькиного появления на свет, и заплакал. Витраж равнодушно сиял. Тем не менее на следующий день проснулся я в ясном сознании: закалка имеется, не привыкать! Ничего! Советскую власть победили — и это победим. Настенька, оказывается, ночевала у нас. Вчера разбушевавшегося Кольку мать увела. Первая брачная ночь не состоялась. И будем считать, что это хорошо. Есть дела поважнее. Главное — не потерять самое важное, что ухватили вчера. А то хаос опять все затопит. Если Жора засунул своего оболтуса в театральный, то теперь сам бог велел ему заняться университетом. Не надо ему хватку терять. Остались формальности. Во всяком случае, я так для себя это называл. Если девочка уже фактически учится в университете, то как-то совсем глупо школу не закончить. Поднялся наверх. Анна слегка удивилась, что я опять с ней чопорно и на «вы». Но дочь же дома у нее. — Я же не всемогуща! — смутилась она. — Сделаем, что получится. — Я оказался еще скромней. И только спустился (Настя как раз выходила из ванной) — звонок! Жених оклемался? Вот некстати. Месяцок бы подождал! Открыл — Варя! Белые кудри сияют. Глаза!.. В руках учебники. — Здравствуй, Настя! Та хмуро кивнула. — Хотела спросить у тебя одну вещь, — показала учебники. Это она — «хотела спросить»! Отличница — у двоечницы! Ангел! На то, чтобы «учить», Настька купилась! Тут ее хлебом не корми — дай покомандовать. С восторгом подслушивал, как хрипит ее прокуренный бас, а Варя лишь вставляет кроткие замечания. Ссору с Колькой тайно поддерживал: еще бы недельку! Ну прямо я дирижер! Точней — режиссер! Еще точней — балетмейстер. Впрочем, это было нетрудно. Один только раз Колькино имя вырвалось у меня, Настя так рявкнула, что стекла задребезжали: — Отдохнет! А мы пока все экзамены сдали, последний остался! — …Хорошая девочка! — не удержавшись, сказал, когда Варя в очередной раз нас покинула. — Отвратительная! — отрубила Настя. И перед последним экзаменом внезапно исчезла. Кто так может, кроме нее? С Колькой, видимо, помирилась — как всегда, невпопад. Во всяком случае, Колька тоже исчез. Сима, до этого недружелюбная, сама пришла. — В Петергофе они! — Сима сообщила. — Колька звонил. У этого хоть жалость, похоже, есть! Да, славное нашли местечко для медового месяца — у сумасшедшей бабки. И вот Настя позвонила: — Ну?! Хорошее начало. Это после всего, что натворила она! Я задохнулся от возмущения: — Что значит «ну»? — Ну! — произнесла еще более гневно. Опешил: — У тебя же экзамен завтра! Долгая пауза. Видимо, неожиданность. — Буду, — буркнула. — А где ты сейчас? Гудки. Чувствует «моральное право» так себя вести? «Вспомнила» о бабке? Появилась за полчаса до экзамена. Тертые джинсы, мятая футболка. Самое жуткое — мятое лицо. Глаза припухшие, красные — явно не с трезвости! «Бесстрашная!» Надо признать, что и наглаженная форма с белым передником тоже не ждала ее в гостиной — тут Ноннин пробел. Да этот наряд и не подошел бы Насте. — Ну? — села в прихожей, даже не заходя в комнату. В смысле — пошли? В моем участии все же заинтересована. Уверена, что я тут работу провел. Нонна бродила по квартире, как измученная алкоголем моль, мало что понимая. Где прячет «это»? Все недосуг поискать. Все слишком стремительно развивается. Дочь, нечесаная и пыльная, злобно пристукивала в нетерпении ногой: буквально на час сюда вырвалась от важных дел. Выходит, мне одному это надо? Почему я это должен терпеть?! А какие варианты? — Выходим? Пожала плечом, что, вероятно, обозначало «однох…ственно» — слово из репертуара Кольки, но усвоено хорошо. Кстати, как Колька? Вопрос разве что вскользь. Мне это тоже «однох…ственно», как и ему. Спустились по лестнице. На дверь своих ближних родственников даже не глянула. Хладнокровие? Я бы не сказал! Вся дрожит, на глазах слезы. Что с бабкой? Уточним после экзамена. На улице полно веселых девчат в белых фартуках, переговариваются, смеются, немножко волнуются. Нормальная жизнь! И среди них — это существо. В рваных джинсах, в муках! Ну почему так? У них еще счастливое детство, а у нее? Куда так спешит? Вспомнил вдруг давнее первое сентября: в первый раз вели ее в первый класс, желтая канарейка Зося провожала нас. И ведь что-то неотвратимое чувствовалось уже тогда! Первая появилась на школьной лестнице после уроков, несчастная в первый же день. И несчастье не подвело: несчастная и в последний! От слез солнце разбивалось на лучики. Кто мог предвидеть, что беда отсюда придет? И уже казалось и мне, что белые фартуки и оживление — фальшь. Уже смотрю ее глазами! Господи, за что это мне?! Есть, видимо, за что. — Где ты была? — все же не выдержал. Наверное, зря вырвалось перед самым экзаменом! Но я тоже не железный. — Где?! — откликнулась издевательским эхом. — А ты не понимаешь?! — Даже остановилась. Очевидно, это больше волнует ее, чем экзамен. — А ты не думал, как в Петергофе бабка живет?! Это ее метод: главный ужас (экзамен) подменять другим, якобы более срочным (сумасшедшая бабка). Но ей не докажешь сейчас! Тем более она сама это понимает, однако остановиться уже не может… — И как там она? — пробормотал. Виноватым выхожу опять я. — Плохо! — торжествуя, произнесла. Выиграла? Но что? Где приз? Ладно, не буду ее сейчас долбать. Пусть хотя бы с какой-то уверенностью на экзамен войдет. — Может, все же пойдем? — сделал движение к школе. Пошла, но как-то презрительно: мол, у тебя лишь формальности на уме, только бумажки! Но без бумажки ходу нет. Постояли. Недолго. Очень уж выделялись в веселой толпе. — Ну, иди, — пробормотал. Пытался поцеловать, но поцелуй как-то смазался. Отвернулась в слезах. Хорошая подготовка к экзамену! |