
Онлайн книга «Третье дыхание»
“конскими яблоками”, и на руке держит сочный образец. – Видал? – ко мне обратился. Спокойно разломил “яблоко”, половинку мне протянул. Для науки нет преград! Объект, достойный изучения. Снаружи круглый, шелковистый, темный – на сломе более светлый, шерстистый, с ворсинками. Все? Я отвернулся от предмета, глянул на арку. – Ценный, между прочим, продукт! – обидевшись на мое невнимание, назидательно батя произнес. Зря я брезгливость продемонстрировал к натуральному хозяйству. Будет теперь воспитывать меня. – В любом крестьянском доме, – голос свой возвысил, – ценили его! Ну, в нашем доме тоже хранят. Не убирают. И даже производят, с размахом. Теперь тут у нас наездницы проживают – так что с этим не будет проблем. Тут это как раз и подтвердилось – Анжелка свою лошадь вывела под уздцы. Конюшенная улица, где были когда-то Царские Конюшни, чуть в стороне, а у нас тут свое, нажитое. Сможем изучать. – Прокатимся? – Анжелка задорно мне крикнула. Я ей пальчик забинтованный показал, торчащий. Боюсь, неправильно меня поняла. Сделала неприличный жест – и в седло взметнулась, пришпорила лошадь – но тут же осадила. Из-под арки во двор, мягко, по навозной подстилке, знакомый джип въехал. Боб свинтил стекло, глядел на наездницу. Видно, напоминала “податливых валдаек” с хутора его. Батя на Анжелку тоже благожелательно глядел, чуя, что перебоев с продуктом не будет тут. – Между прочим, отличное топливо. – Отец бросил кругляк в снег с некоторым сожалением. – Кстати, экологически чистое! – усмехнувшись, добавил он. Вспомнил, видимо, мою историю про африканку, что жарила своему мальцу лепешки на верблюжьих какашках. Наше не хуже! – Растаптывали в проулке, сушили, потом резали. Всю зиму печку топили, – поведал батя. – Печку? – Боб даже вылез из тачки. – И тепло было? – Жарко! – сверкнул взглядом отец. Ну, надеюсь на их сотрудничество. А вот если я через полчаса в больнице не окажусь, будет действительно жарко! Я дернулся. Но батя – слишком опытный лектор, слушателя никогда не выпустит, пока не внушит свое. – Кстати, – произнес он задумчиво, – из-за кизяков и род наш такой! Уже почти на бегу я тормознул возмущенно. Опять гнет свою теорию о влиянии условий на наследственность! Сколько спорили с ним, чуть не дрались – свое гнет упрямо. – Как? – произнес терпеливо я. Насчет истории рода хотелось бы узнать. Как конкретно повлияли условия на нашу семью? Грыжа – это гены. А что еще? Хотя в обрез времени, но это слишком важный вопрос. – А?! – Хитрый батя, нагнетая обстановку, прикинулся глухим. Теперь еще надо уговаривать его. Не дождется! – Так из-за кизяков все! - Долгая пауза. Я пошел? -…Дед твой, отец мой, носил кизяки в дом. Отец его, прадед твой, такое устройство вешал ему через шею – ящик спереди, ящик сзади. Ну и надорвался он. Как, кстати, и я. У меня даже раньше грыжа вылезла, чем у отца. “Корень-то покрепче”! Год он насмехался, куражился – потом выскочила и у него. Так что грыжей мы навек обеспечены прадеду благодаря. – Ну, работать он не смог больше. Начал книжки читать. Аналогично. – Потом писарем стал. Я видал записи его: каллиграфический почерк! Отлично писал. Я тоже стараюсь. – Ну так с него все и пошли учиться и вот стали кем-то… – Он торжественно возложил руку мне на плечо. Мы постояли молча. – Кизяки-то научишь делать? – с волнением произнес Боб. У него свой азарт: альтернативное топливо, международный фурор. Прихоть эксцентричного миллионера. Но батю не так-то легко взять! Подержав еще свою руку на моем плече, он уронил ее и, полностью отключившись, пошел себе, даже не глянув на Боба. Да, родственница права: “Корень-то крепче будет!” В свою сторону его никто не согнет. Батя медленно удалялся под арку. Спокойно и даже величественно. Передал эстафету поколений мне. Продавил-таки свою навозную колею – через меня. – Тебя надо куда? – Боб открыл дверцу. Надеется, что навоз прочно вошел в мою кровь. А куда денешься? Если он успеет меня домчать, готов дерьмо утаптывать всю мою жизнь. – В больницу не подбросишь по-скорому? – произнес я. Он кивнул. Всадница под гулкой аркой с гиканьем обогнала отца, но он никак не среагировал, не ускорил свой медленный ход: лошадей он не видал, что ли? Медленно, ссутулясь и раскорячась, он вышел на улицу, вдумчиво постоял, определяя, куда дует ветер. Строго против ветра всегда идет. Считает – одна из теорий его, – что в наветренной стороне меньше газов автомобильных. Личная его экология, которую он блюдет тщательно, поэтому так крепко и долго живет. Наконец вправо свернул. И мы смогли вырулить. – Да-а, крепкий батя у тебя! Мы выехали на Невский. – Куда конкретно надо? – Боб спросил. – Да надо тут подскочить в Бехтеревку. Боб кивнул. Придется мне за батю отвечать. Осуществлять, так сказать, преемственность поколений. Дед, правда, начинал с кизяков, а я, похоже, ими закончу! Замкну собой круг. У одной из амазонок, скачущих перед нами, лошадь подняла хвост и насыпала “продукта”! С этим не будет проблем. Боб на меня радостно глянул. Все как у него на валдайском хуторе. Теперь у нас тут хутор. Кстати, если бы не любимая жена, я мог бы еще соскочить с этого дела. Но так, по дороге в Бехтеревку, не рыпнешься уже. Позаботилось мое семейство обо мне. – Да, крепкий у тебя батя! – растроганно Боб произнес. – Чем-то деда моего напомнил! – Чем?! – воскликнул я. Наше фамильное сходство теперь поддерживать надо. – Кизяки тоже делал! – вздохнул Боб. – Так ты умеешь, наверное? – Нет. Мне не передал. В мою сторону поглядел. “Передача”, значит, может быть лишь через моего батю. Точнее, через меня. Таперича, благодаря бате и жене, я первый энтузиаст, умелец-говнодав. Спасибо. Приобщили к семейному ремеслу. – Помню, – разнежился Боб, – чуть лето – сразу делает замес. Добавляет мякину, труху. Значит, знает рецепт? Но перебивать сладкие его воспоминания я не стал. – А сам уже на какую ни есть красотку поглядывает. – Боб подмигнул. – А красотка-то тут при чем? – Я даже вздрогнул. – Ну как? – разлыбился Боб. – Утопчет, высушит. Штабелями их сложит… Кизяки, я имею в виду. Потом – продаст кизяки по хатам, деньги в шапку и идет. – …К красотке? – Ну а к старухе, что ли? – Боб захохотал. |