Книга Дама из Долины, страница 63 – Кетиль Бьернстад

Несколько километров мы проезжаем молча.

— А почему?

— Почему что?

— Ты стремился уйти от нее?

— Потому что мы не подходили друг другу. Может, я и подходил ей. Но она не подходила мне.

Сигрюн долго о чем-то думает.

— И ты это сразу понял?

Я киваю.

— Но каким образом?

Я быстро глажу ее по плечу. В ней всегда появляется что-то почти детское, когда она таким образом пытается что-нибудь у меня выведать.

— Просто понял, что это ошибка. В то время она была… как клещ. Некрасиво звучит, но я чувствовал, что должен стряхнуть ее с себя.

Сигрюн смотрит прямо на дорогу. Я замечаю, что она ведет машину медленнее, чем обычно. Мы проехали еще совсем немного.

— У меня так было с Эйриком, — говорит она.

— Как так?

— Он слишком быстро решил, что я именно та женщина, которая ему нужна. Это он решил, что мы должны быть вместе. У меня никогда не было свободы выбора.

Мы очень медленно проезжаем 96 параллель.

Мне не хочется говорить. Да этого и не требуется. Сигрюн тоже предпочитает молчать. Мы достаточно знаем друг о друге, думаю я по пути к концертному залу. На этот раз мы с нею ничего не пили. Она должна будет вернуться домой. Гуннар Хёег стоит и ждет нас, но настроение не такое, как в прошлый раз. Сегодня не будет никаких вечеринок. Вид у Гуннара нездоровый. Он быстро целует Сигрюн в щеку, дружески, но сдержанно здоровается со мной. Этот вечер принадлежит Маргрете Ирене. Молодой талантливой пианистке, игру которой мы жаждем услышать. Которую занесло в самый центр холодной войны. Интересно, знает ли она, что я здесь? — думаю я. Решила подразнить меня? Или, думая так, я придаю слишком большое значение моему присутствию в ее жизни? Может, я просто безумец, поверивший, что все на этом свете вращается вокруг меня?

Нет. Я так не думаю. Таня Иверсен научила меня, что значит находиться вне центра событий. Я видел, как она ушла в тот вечер с Габриелем Холстом в отель. После этого она почти не разговаривала со мной. Должно быть, он многое рассказал ей. У меня опять появилось чувство, будто я где-то вне действительности, которое я испытал в больнице Уллевол среди тех, кто пытался уйти из жизни, и даже почти успешно, но все-таки остался в живых. И, сидя в концертном зале рядом с Сигрюн, с другой стороны которой сидит Гуннар Хёег, я вдруг понимаю, что и она тоже была там, среди пытавшихся. Мы оба знаем, что это такое, но никогда не скажем об этом друг другу.

Маргрете Ирене Флуед.

Она выходит на сцену в темно-сером брючном костюме, который выгодно подчеркивает ее тонкую талию и красивую грудь. Волосы уложены пучком. Прическа подчеркивает длинную шею. Она стала взрослой. И очень красивой, думаю я. Сколько времени прошло с тех пор, как я лежал на ее кровати в их квартире? С тех пор, как она держала меня, словно в тисках, и не хотела отпускать? С тех пор, как она верила, что мы с нею всегда будем вместе? Но этого не случилось. И все-таки она навсегда останется для меня Маргрете Ирене Флуед. Скромной и в то же время амбициозной. Лучшей и самой верной моей подругой, хотя я и не понял этого в свое время.

Она кланяется. Потом смотрит прямо на меня, словно заранее знала, где именно в зале я буду сидеть, и машет мне рукой.

Словно преподносит на ложечке: сегодня вечером она будет играть для меня.

— Ты должен махнуть ей в ответ, — шепчет мне Сигрюн.

Я повинуюсь. Против своего желания. В моем мире взмах руки всегда оказывался роковым. Но, к счастью, я делаю это слишком поздно. Маргрете Ирене этого не видит. Она уже сидит за роялем. В зале присутствуют все сливки общества этого небольшого приграничного города. У меня сжимается сердце. Таня проигнорировала этот концерт. Здесь сидят в основном служащие из акционерного общества «Сюдварангер», военные, врачи, стоматологи и некоторые любители классической музыки, представители других профессий.

Я читаю программу.

И с трудом удерживаюсь от удивленного возгласа.

Маргрете Ирене собирается играть то, что я играл на своем дебюте.

Мой дебютный концерт! Он состоялся год тому назад, в тот страшный вечер, когда повесилась Марианне. И принес мне большой успех.

Такое впечатление, что Маргрете Ирене все время шпионила за мной. Думала обо мне. Следила за всем, что я делаю, хотя и жила в Вене.

Как будто между нами велась холодная война. Хотя я ничего не знал о ней.

Сколько глупых ошибок я совершил в комнате Маргрете Ирене!

Похоже, что она хочет напомнить мне об этом.

Похоже, что она никогда этого не забудет.

Она начинает играть прелюдии Валена. Сначала я злюсь. Или В. Гуде действовал у меня за спиной, или он ничего не знал о намерении Маргрете Ирене. Никто не может упрекнуть импресарио в том, что тот не помнит концертных программ всех своих артистов. Особенно молодых.

Но моя злость быстро проходит. Маргрете Ирене играет для меня. Я слышу, что она многому научилась. Она выражает чувства, о наличии которых у нее я даже не подозревал. Далеко на Севере, в концертном зале Киркенеса она играет мой дебютный концерт. Мне не нужно слушать до конца, чтобы понять, что она играет хорошо, удивительно хорошо, наверное, даже лучше, чем я. Но я не могу беспристрастно судить ее, потому что эта музыка заставляет меня вспомнить о последних месяцах и неделях нашей с Марианне жизни. Именно эти произведения я репетировал, пока Марианне потихоньку готовила свое самоубийство. Именно эти звуки раздавались в доме Скууга, пока Марианне сидела в кабинете на втором этаже и думала бог знает о чем. Но почему Маргрете Ирене играет сейчас Валена, Прокофьева, Шопена, Бетховена и Баха? Ведь речь идет о моем мире? Или я стал параноиком? А может, все очень просто, может, это ее способ отомстить мне за то, что она оказалась отвергнутой? За то, что у нее не было возможности показать, на что она способна, за то, что она была уязвлена в своих амбициях? Как, должно быть, ей было больно!

Но музыка не может быть инструментом мести, взволнованно думаю я, в то время как Маргрете Ирене поднимает эту самую музыку над этой искаженной перспективой. Может быть, мы совершенно случайно почти одновременно выбрали именно этих композиторов? Однако Маргрете Ирене проанализировала их, вникла в них глубже и передала их сложность лучше, чем я. Я слышу контрапункты яснее, вживание в образ сильнее. Да она плевать на меня хотела! — думаю я. Но почему тогда она выбрала именно эту программу? Только потому, что Сельма Люнге и ее друзья составили для меня замечательную программу?

После антракта Маргрете Ирене превосходит самое себя. Ее мастерство растет с каждым звуком. Такого исполнения опуса Бетховена я никогда не слышал. Она безупречно балансирует между чувствами и трезвостью. Энергичная, никому не известная девушка из Бишлета превратилась в музыканта мирового уровня. Так же безупречна она и в исполнении фуги. И когда она заканчивает концерт Бахом, зал уже целиком в ее власти.