Онлайн книга «Захват Московии»
|
— Позвольте, значит, кровь вы всё-таки видели? — насторожился полковник. Я не знал, как точнее объяснить: — Это мало… Вначале они его так били, когда диктат писали, — я показал локтём и ладонью, — мало кровь из носа была… А потом — больше, бабло, бабло, сюка… я был против, они меня в ванную затаскали… Я слушал шум, стук, громот… Удары, — я постучал по столу (полковник не перебивал). — А потом стекло звенелось… крик… И всё… Как из ванны вышел — никто был… А он уже там лежал, вниз… — Ну, предположим. А вы? Вызвали «скорую помощь», милицию? Врачей? Сообщили портье о преступлении? Что вы сделали? — Нет… скорая… я сам скорей… Люди же видят на улице? Вызовут? Куда я ещё? Я сам скоро уходил сразу… Он что-то записал на листке: — Вот и ещё одна статья — неоказание помощи. Может быть, он был ещё жив? — А он не жив? Полковник зловеще ответил: — Нет, не жив. Позвоночником на решётку напоролся… Это помимо рта и прочих художеств… Значит, вы были в ванной, ничего не видели? — Пальцы полковника замерли. — Кто его выкинул, кто резал? — Не видел… Пока я там был, никто не резал и не кинул. Только радикал ножом играл, пеперуди… — Что, кличка? — Нет, это «бабочка». Нож такой… Он искоса бросил взгляд, нашёл ручку: — Имена, данные этих подонков, ваших друзей! Я стал заслоняться рукой от этих слов: — Каких?.. Таких друзей — под музей!.. Так, партия… — Где познакомились? — В Петерсбурге. — Кто познакомил? — Никого. В кафе сидел, они — рядом. Я решил Виталика не втаптывать в это дело не только потому, что нечестно, но и потому, что Виталик еще может понадобиться помочь убежать. Надежда умирает предпоследней, последним умирает человек. — Да, я в кафе ел кофе с пончиком, слышал новые лексемы. И вот — про глаголы говорят. А русские глаголы — это загадочное… пирамида… Ну, так… Начались тары-бары-разбазары, протёрки… Так. — Кстати, откуда в вашем номере целый рюкзак листовок фашистского содержания? Вы их из Германии привезли? — Какое!.. Это их… Они принесли… При заборе возьмем… Потом. — Имена, фамилии, приметы фашистов! Где они живут, конечно, не знаете? — Знаю, в Петерсбурге. Один — Исидор. Пещёристый, кажется. Или Пещанистый… Или Пещеровый, да… Полковник недовольно поднял глаза на уровень моего лба: — Это что, клички?.. Учтите, пока мы их не поймаем, вы будете сидеть! Да-да, будете сидеть в тюрьме, пока мы эту сволочь ловить будем, — вы же свидетель, а может, и соучастник. Так что давайте поконкретнее — где, кто, что? В ваших же интересах! О, этого не хватает! Пока их поймают! Пока их не поймают! Может, через год их не поймают? Ловить будем, процесс! Но что я знаю о них? — Один, кажется, в университете петерсбургском, на экономии… Он — главный, Исидор. Его помощник — Флор Манякин… или Банякин, не помню… Такой, люмпеновый… Он — народное крыло, люмпенович… Вот, всё. Ещё радикал… Весь чёрный… имя и лицо не знаю… — А чем они заняты? — А этим… Акции, листовки… — Какие акции? Взрывать хотят что-нибудь? — Полковник волнообразно повёл руками. — Не знаю. Говорили, на рынке… Карачуркесия… Колпакария… Потом еще что-то… 17-й год, террорщина… Вы не слышали? Но полковник не хотел вступать со мной в беседы и спрашивал дальше: сколько раз и где я встречался с этими фашистами, что им было конкретно нужно. Я стал перечислять: — Ну, взносы… 100 долларов… Потом — хочешь гауляйтер в Германии… Не буду! Ну, бюро открыть… Как пуристы в Англии… А я чтобы там — в бюре гауляйтер… За три тысячи долларов… Полковник усмехнулся: — За десять тысяч они бы вас китайским императором сделали… Да, Фредя, крепко вы влипли… — заключил он, встал и прошёлся до тайной двери и обратно. — Как? — не понял я и признался: — Я волноваюсь, плохо понимаю… — Может, переводчика вызвать? — Для чего? — Для допроса. — А это что эдакое? Сейчас не допрос? Полковник переложил на столе какие-то предметы: — Нет, это разминка… Неофициальная беседа… Это был какой-то знак. Раз неофициальная, то можно спросить, тоже неофициально: — А что дело? Что меня обвиняют? Явка с неповинной? Полковник раздражённо сказал: — А вы сами не знаете? Я искренне признался: — Нет. Я же с узбеком не сделал?.. Полковник вытащил из папки бумагу и сказал: — Узбек — это только часть вашего дела… Вы, господин Боммель, обвиняетесь по шести… нет, даже уже по восьми статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, и не имеет значения, что вы — гражданин Германии, ибо все преступления были совершены на территории Российской Федерации в момент нахождения данного лица пределах правового поля Российской Фе-дерациии отвечать он должен по всей строгости законов Российской Федерации… Я от взволнованной неожиданности привстал со стула: — Чего? Не понял? Как это? — но он рукой указал мне не дёргаться: — Сели. Сейчас объясню. И предупреждаю — все статьи тяжёлые и неприятные… Что-нибудь, может, и отпадет в процесс следствия, но основные останутся до суда… В процессе? До суда? Что это? Какие? Узбек… Следствите… А ещё?… Полковник втащил на стол плотный коричневый конверт (на котором была приклеена полоска бумаги с номером), взял оттуда бумагу, начал медленно читать: — Итак. Экстремизм — раз. Связь с радикальными группировками — два. Распространение листовок фашистского содержания — три. Организация убийства из националистических побуждений и с целью наживы — четыре. Нанесение тяжких телесных, со смертельным исходом — пять… Хранение наркотиков — шесть… Подделка и распространение фальшивых денежных знаков — семь. Ну и торговля алмазами — восемь… — Он достал из конверта серьгу проклятого коня из бюро и кинул её на стол. — До 15 лет тянет по совокупности… Я был раздавлен. В голове мелькнуло, что приставка «до» всегда означает действие до чего-то. До 15 — это и 14, и 13… О, хосссподи! Только сумел выдавить: — А наркотики… Откуда? — От верблюда! Пакетик с анашой был найден в вашем номере при обыске… Вот, протокол обыска, всё честь честью… — Он потряс еще одной бумагой, вытащил из конверта целлофановый пакетик и понюхал. — Анаша ты, анаша, до чего ж ты хороша!.. — Это не моё. Чужое… — Чьё, если не секрет? |