Онлайн книга «Захват Московии»
|
— Остальное — потом! — И вдруг замер, что-то вспомнив: — Да, вы говорили, что ищете какую-то Машу? Зачем она вам, кто это? Чем занимается? Где служит? Пряча бумажник, я вкратце сказал ему, что познакомился по Интернету, хочу увидеть лично, но не могу дозвониться. — Дайте её номер, я позвоню… Тут должен быть?.. Желтая бумажка?.. Да, я где-то видел её… Вот она. Это? — Он издали показал телефон Маши. — Я поручу её найти, так что послезавтра вас ожидает двойной — нет, даже тройной — сюрприз: грузинская кухня, интересная, очень интересная беседа со мной, ну и Маша, если она существует на свете… Довольны? — Очень довольны… — Я уже еле ворочал мозгами и не стал уточнять, что за «очень интересная беседа» меня ожидает — сегодня уже набеседовался, язык во рту не проворачивается. И был рад, когда сержант Пьянчулькин всунул в кабинет свою висло-кислую физию: — Вызывали, товарищ полковник? — на что полковник, размашисто расписавшись на бланке и с удовольствием, с треском, шлёпнув печатью, поднял бланк за уголок: — Тамбовский волк тебе товарищ! Господин полковник! Скоро станем полицией, и тогда всех коммунистов дорежем, и нашего начальника — в первую очередь… Обратная революция! Кто был никем — никем и останется! А то думают, что все сразу олигархами станут, поголовно… Вот ты, Сашок, станешь китайским императором! И никакой Юрий Цезарь не поможет! Страна разрушена, народ безалаберный, ленивый, вороватый, а они и в ус не дуют… Я решил подлебезить (пока не получу бумажку) и сообщил, что к нам в университет приезжал профессор Барыгин из Москвы, лекции читал, и на вопрос, почему в России криминал не убывает, а прибывает, отвечал в том смысле, что чего можно ожидать от народа, у которого слова «работа» и «рабство», «страда» и «страдание» — одного корня: — Потому в Германии говорят — «Russische Arbeit», значит «плохая работа»… Полковник, смеясь, подхватил: — Да, русская работа без Сталина — кирдык!.. — Кирдык? — Ну, каюк, капут, конец… Так. Прошу, геноссе, карета подана, лошадь вот стоит, ждет, — указал он на сержанта. — Кстати, лошадь, ты поела? — Да, товарищ полковник, солянку рубанул за углом, спасибо… — И тут солянка! Всюду солянка! А вы какую солянку предпочитаете — мясную сборную или рыбную отборную? — обратился он ко мне, когда я вставал из-за стола. — Рыбная? Не знаю… — ответил я, как собака следя за справкой в его руке. — Тут солянка и рыбная, и мясная, и всякая… даже человеческая, хе-хе, самая вкусная… шучу, шучу, завтра осетрину с баже попробуете. Осетрину знаем? «Осетрину с “боже”? Это уже слишком даже для религиозного народа!» — успел подумать я, но не подал вида: — Да, слышал, профессор говорил… в Волге тихо поживает, без косточек… Он протянул мне бумагу. Я взял. Так, «ПОВЕСТКА»… В пустую графу вписаны по-русски и по-немецки моя фамилия, явиться 24.09.2009 (дата), 13:00 (время)… И красивая подпись с печатью… Что это? Я ожидал, что будет «СПРАВКА» про регистрацию, а получил какую-то весть опять идти-ходить. — Что это? Полковник засмеялся: — Видите, ваш профессор вам главного русского слова не объяснил! Это промах! Повестка — это приказ. Без повестки — никуда, ничего. Вор-народ только повестки и понимает… Но в вашем случае она нужна только для того, чтоб вы послезавтра без проблем вошли в участок… Завтра я занят, а вы погуляйте… Послезавтра, цайт, айне штунде, нуль-нуль, хир [16] … Мы все формальности утрясем и поедем в ресторан, вот Сашок нас повезет, правда?.. А если он откажется, то пешком пройдемся, тут недалеко… Сашок от двери кисловато отозвался: — Слушаюсь, господин Майсурадзе! — а мне вдруг смутно, но явно привиделась майская роза на открытой суре… Наверно, войти в этот участок куда легче, чем выйти из него… Или в моем случае уже «входить», повтор действия?.. Папа ходит по комнате… старик живёт в избе… Мы с Пьянчужниковым плелись кое-как по знакомым уже коридорам. Вот мелькнул Витя с кобурой под мышкой… В открытую дверь видно — какие-то крепкие мужики совещаются над столом. Дальше двое в форме ведут двоих на полусогнутых ногах, руки заломаны за спины, тела скрючены. — Можем с центра выйти, камеру уже отключили, — сказал глухо сержант (видно, похмелье было не до конца одолено солянкой). — Нет, зачем?.. Лучше ничто, никто, нигде… — начал я осваиваться в неудобных наречиях. Ему было всё равно. — Можно и так. Лестница под вечер тиха. На улице стемнело, горели фонари. — Сели, открыто. — Спасибо. Мы дорогой перекинулись парой реплик о том, сколько стоят в Мюнхене подержанные автомобили. Он спросил, есть ли в Германии Иностранный легион, где, говорят, много платят и делать мало чего надо — мочить черных или жёлтых, кого скажут, а то ему надоело тут «на побегушках у боссов бегать». — Бегушки? Боссы? — не понял я (я ассоциирую слово «босс» со средних лет седоватым итальянцем в банном халате среди полуголых девушек на кромке овального бассейна с небесно-голубой водой). — Начальники? — Как хочешь назови, всё одно получается — хозяева, шефы, мистеры — однохуйственно… У которых главные корочки… Вон, эти! — указал он рукой на проезжающую вереницу чёрных джипов: — Начальники! Важняки! Могли бы — так в собольих шапках с каменьями ездили бы! И чего я буду для них хуем угли ворошить? Насчет углей и камней я ничего сказать не мог, но о подержанных машинах ответил, что есть и за 300 евро, но у нас в Баварии советуют машину дешевле чем за 2000 евро не покупать — нерентабельно, чинить дороже станет. А в Легионе не только убивать, но и умирать приходится — я там, конечно, не был, но видел по «ARTE» фильм об этих «псах войны»: — Никогда не советую. Я пацифист. — А, так вас за это к полковнику тягают? — понял сержант. — Нет, за другое… Но зачем профессию… убить? Есть другое. Сержант ответил тоскливым взглядом: — Это у кого котелок варит, образование есть. А у кого в башке пусто, тот или в ментуру, или в бандюру — куда еще податься? Не станет же нормальный человек за 300 долларов у станка задницу протирать или мешки таскать, когда один свет-газ-вода больше садятся, чем вся твоя хуиная зарплата? Цены растут, аж дрожь берёт… Дрожать… дрожжи — вожжи… — Тут налево! — Я увидел поворот, где ко мне подбежал человек с криком «Мы победим!». Ну и что, правильно кричал! Не в тюрьме, не в больнице, не на кладбище и даже уже не в милиции — значит, победил!.. Я так устал, что почти перестал понимать все языки. Сержант еще что-то говорил о проблемах со здоровьем — подозревают туберкулёз, а страховка только на свой карман хорошо работает, всюду обдирают как липку, бардак и беспредел. |