Онлайн книга «Захват Московии»
|
Из оболочки мне было сейчас всё предельно ясно и понятно — да, такой бабоархат всех бы устроил, прекратился бы передел и беспредел. Идёт женщина, видит тебя, подходит: «Вы свободны?» — «Да». — «Пошли». — «Пошли». Или «нет, не хочу», «устал», «занят», тогда не пошли, потому что, если мужчина не хочет, зачем его с собой вести-водить? Только время тратить, толку, как с осла молока, совсем мало… А сейчас как же? Глупо, как в природе: самки копошатся в стороне, что-то жуют, искоса на самцов поглядывают, а те рогами и копытами бьются, и кто останется в живых, тот самку и берёт, а ей, в принципе, всё равно, кто там её сзади кроет, она знает главное: кто кроет — тот самый сильный, чего дёргаться?.. Тот же жизненный принцип, что и с едой (если с утра никого не убил и не съел, к вечеру так ослабнешь, что тебя самого съедят): если в бою кого-нибудь не покалечишь, не поранишь — самки тебе не видать, как своих рогов… Мусор выброшен, «джойнт» докурен, можно ехать дальше, тем более что вот и солидные джиповики выходят из узорных дверей ресторана, к машинам гуськом продвигаются… подсолнцевые… лучше отъехать, от греха в сторону… Такое поедье… Вдруг зазвонил мой телефон. Это папа. — Ja, Papi! — Manfred, wo bist du? Was machst du? Brauchst du kein Geld, oder was? [54] Этого вопроса я ждал! Но сейчас на него было так трудно ответить из оболочки, никак не найти слов ни на одном языке!.. Я молчал. — Was ist los? Wo bist du? [55] Я переждал, пока в горле с хрустом что-то открылось, и выдавил: — Ich bin in Moskau, Papi. Das Geld habe ich von einen Bekannten geliehen… — Ach, so… Nun gut… sei dort vorsichtig und leg dich mit niemandem an. Erinnere dich an Joggi! — Nein, Papi, ich bin schon okay… Jetzt gehen wir in den Zoo… — Wohin? — In den Zoo! [56] В голове вдруг чётко возник текст из учебника фрау Фриш: «Московскому зоопарку скоро 100 лет, в нём живут тысячи зверей из разных уголков нашей обширной родины»… Но папа не понимал по-русски, поэтому я только повторил: — In den Zoo, Tiere beobachten… [57] Папа вздохнул: — O, Manfred, mach keine Dummheiten, bitte… [58] — и повесил трубку, сказав, что если мне что-нибудь понадобится — звонить, это я знал и без него (куда же еще звонить, как не домой?). Я начал прятать телефон, но он, как-то странно мигнув, зазвонил вновь, будто ждал конца разговора с папой. Полковник. — Фредя! Как дела? Как самочувствие после вчерашнего? — А, спасибо, махмурлук… — Что? — Это по-болгарски… после хмеля. — А вы что, с болгарами? — Нет, так… вспомнил… — сказал я и сделал знак не шуршать в машине — с полковником шутки опасны. — Я гуляю. Красную площадь посматриваю. — Да? — усомнился полковник. — А почему голосов не слышно? Я поспешно показал Стояну открыть окно, что он и сделал. Я высунул мобильник наружу, как раз проезжала ватага машин: — Как нет… вот… Холодный голос полковника возразил: — По Красной площади машины не ездят… — А мы, около… — ответил я, думая, чего он привязался к этой площади. — Ну-ну… А я думаю — позвоню, спрошу, как дела. Вы когда едете? Посылочку возьмёте, как договорились? — Да, конечно… Всё, как… сделано… сделавши… — Я пытался спешно вырваться из чехлов оболочки, она рвалась, но не выпускала, цеплялась за мысли. — Ну, перед отъездом ещё увидимся. Надо обговорить детали, связь. — Хорошо. Я готов-приготов. — Фредя, ведите себя хорошо! Много не пейте и на камнях не поскользнитесь… Там, на Красной площади, камни скользкие, многие падали, головы ломали… — Спасибо! Вот даже уже Кремль вижу… из-за далека… Лобовое место… Голос иронично сказал: — Да? Поздравляю и завидую! И нашивки свои снимите… — Какие эдакие? — Фашистские… На Красной площади этого не любят… О, как он помнит про нашивки! — Я не надел… я эту преглупость никогда… зачем? — Ну отдыхайте! И он резко отключился, отчего телефон как-то странно вздрогнул. Казалось, Алка не слушала разговор, но, когда я спрятал телефон, спросила: — Не Майсурадзе ли, случаем? — Нет, товарищ… А что? — С ним осторожнее. Опасный человек. — Почему? Мне… такой милый… милостивый… Алка махнула рукой: — Да какое там! Змей еще тот! На всё способен! — Например? — всполошился я, окончательно высвобождаясь из оболочки. Алка усмехнулась: — Ну, например, девочки говорили, что он ихнего грузинцкого бывшего президента то ли сам убил, то ли послал кого-то убить… А потом сбежал, там жить ему нельзя, тут сидит… — А какого это президента? — Камасутрия, что ли… Или Хамсамурдия… чего-то такого, сложного… Да я в них не разбираюсь — девчонки говорили… Он нас всех перетрахал, полковник твой любимый… — И… тебя? — Ну, и меня… Я чем хуже? — обиделась она, а мне стало жаль её, я скорей полез к ней — только тут можно найти теплоту, доброту… приятное… хорошее… ласковое… Она это поняла и погладила меня по голове, как Бабаня, отчего я совсем сник и раскис и был полностью счастлив в этот день счастья. А Стоян, поведя ушами и затылком, стал спешно заводить машину, потому что джиповики в шелковых шарфах и длинных плащах уже соизволили подойти к своим клыкастым и глазастым машинам и сейчас громко переговаривались, величественными жестами показывая, кому куда садиться. Под их пристально-недобрыми взглядами мы скромно отъехали и ввернулись в поток машин. Куда мы едем? Куда мы всё едем? — На Красную площадь?.. Алка ответила: — Нет, пока в зоопарк, Стояну бабочек надо. Зачем тебе эта площадь? Что там смотреть? — а Стоян, оторвав обе руки от руля, показал квадраты: |