Онлайн книга «Захват Московии»
|
— Ита… — Ты откуда? — Чито? — Ну, из какого Каракалпакистана? — Узбкстаны… — Вот его козлиный паспорт. — Радикал Денис подал Исидору мятый паспорт (Фрол в это время вытряхивал его бумажник). Исидор прочёл: — Так… Усманов… Насрулла… О, слышали имечко — Насрулла! — Та, я… Фрол захохотал, повторяя: — Ни фига себе — Насрулла!.. Срали, срали — и вот насрали. Как ты с таким именем живешь, чучачуркатая? — а Исидор показал узбеку картонку: — Почему, Насрулла, ты тут по-русски неправильно написал? Ты понимаешь или нет — дети ходят, читают… — Я — шито? Памдор кароши… — ошалело бормотал узбек. — Помидор-то хороший, да вот ты плохой! — усмехнулся Исидор и обратился ко мне: — Нет, до чего дело дошло — недавно читаем в Питере на маршрутке надпись: «Иса Киевская», спрашиваем, куда это маршрутка идёт, а чучмек отвечает, что к собору… Это у них Исаакий — Иса Киевская… Что, наши дети должны расти рядом с исой киевской?.. Радикал потянул узбека за крученое малое ухо: — Слушать, что говорят! Чего глаза выпучил, припизд! — (У самого радикала снизу на лицо, до носа, был накатан ворот свитера, сверху — шапочка по брови, а между этими чёрными полосами светилась тускло-холодная водянистая кашица злых бесцветных глаз.) Исидор отстранил его: — Погоди, Денис. Так негоже… Надо, чтоб человек понял свои ошибки, больше их не повторял. Радикал напружинился, но отошел, стал ходить от кровати к стене: — Да чего он поймет, засранец, чурбан с бархана? Я не знал, куда деться. Любое насилие вызывает во мне дрожь и брезгливость. Сердце щемило. Краем глаза я видел, что Фрол что-то по-хозяйски раскладывает на столе. Между тем Исидор двумя длинными пальцами захватил кусок картона и показал его узбеку: — Кто сие написал? Ты? — Не знай чичас… атин… Ахмет, да… — И ты стоишь под этим? И тебе не стыдно? Узбек воздел к нему руки: — Чито ститно, ва?.. Кароши памидор, кусни, да… Люти пакпают, да… Фрол очистил место на столе, бросил несколько шариковых дешёвых ручек: — Слушай, сруль, сюда: сейчас диктант писать будем. — Чито? Тикитан? — дико открыл глаза узбеки повёл рукой: — Титрать? — Да. Ошибка — штука. — Понял, животное? Каждая ошибка — штука! — И радикал, неожиданно, издалека, где стоял, развернулся на одной ноге, а второй ударил узбека в грудь так, что тот полетел на пол вместе со стулом. От неожиданности я вскрикнул в расплохе и хотел помочь узбеку, но Фрол поймал меня за руку: — А ты садись, Фредя. Тоже пиши. Чтоб ему было стыдно… Вот, чуркан поганый, человек — немец, и то в сто раз лучше тебя наш великий язык знает и уважает! Я дёрнулся: — Да, но… Я ещё писал-написал… уже… — Ничего, ещё напишешь… Его рука жгла насквозь. И я, подчиняясь ей, сел. Радикал, подняв узбека вместе со стулом, усадил его: — Сидеть, я сказааал, овощ! Почему по-русски не знаешь? Зачем сюда едешь? Нам мозги здесь засирать? — Узбцки школ хатил… — забормотал узбек, но радикал ткнул его кулаком в шею: — Никого не интересует, где и куда ты ходил. Делать, что прикажут, хайлом не щелкать, чебурек! Но мне что делать? Всерьез они хотят, чтобы я писал диктант?.. И что, я тоже должен платить?.. Как я им заплачу? Покажу 500-евровые?.. Отнимут… — Мне… Что делать? — обратился я к Исидору. — Писать? Я уже написал раньше… Как пить-есть писал… Тот поправлял хвостик под фуражкой, оглядывая себя в зеркало: — Напишите, вам же не трудно?.. Кстати, просмотрели баснеписи? — Да, некоторые прочёл. Очень хорошо. Можно… Но… — Об этом потом. Сейчас пишите. Возьмите ручку. Я обескуражился, взял. И рука, и ручка дрожали. Радикал как ребенка придвинул узбека вместе со стулом вплотную к столу: — Тоже ручкуууу взяяяял, я сказаааал, тухятина! Фрол выдал мне листовку, повернув её чистой, глянцевой стороной. Узбек (из носа — струйки засохшей крови, на лице — ссадины) взял ручку, вздохнул и пробормотал что-то похожее на «алла», за что получил от радикала громкую затрещину. Это меня возмутило. — Хватит! Что за звериные вещи? Как писать?.. Каждую минуту… бить… бить… что это, гестапо?.. — но радикал, не удостоив меня ответом, опять схватил узбека за ухо: — Грамоту знаешь? — Э… пилохо, та… умеу, та… так ну… узбецки школ хатил, та… — Вот и пиши, что скажут! Ручкой по бумаге, а то я у тебя на жопе ножом напишу! Писать умеешь, чуча? — Не умеешь — научим! — усмехнулся Фрол, а радикал пошел похаживать прыгучей походкой за нами, что очень раздражало — над затылком как будто висела его чёрная рука, не давала ни о чем думать… Я почти ничего не соображал, превратился в автомат. Исидор, усевшись на подоконник, наблюдал за нами. Фрол достал блокнот и начал диктовку: — В лес… лес… ной… ной… ча…щэ… щэ… жы… жы… вут… вут ужы… ужы… — Чито такой? — начал встревоженно спрашивать узбек, но радикал протяжно сказал: — Пасть закрыыл! Не то разрежу! Видал, чуря-тина? — и, вытащив раскладной блестящий серебристо-чёрный нож-бабочку, стал им «клац-клоц, клоц-клац»… Нож щелкал, сверкая, звякая и смыкаясь в лезвие. От вида ножа мысли мои, как мыши, запрятались куда-то под черепной чердак, я не знал, куда смотреть — на сверкающий в чёрных руках нож или на глянцевый лист, где я писал и где сейчас, тенями, контурами, отражалась моя дрожащая душа. «Нож!.. Что это?.. Они криминалы?.. Радикалы — это кто, что?..» — испуганно думал я, автоматически выводя на бумаге фразу о том, как в лесной глуши, в полной тиши, дружно шуршали ежи и ужи, и думая, против воли, почему у него диктанты только на шипящие(не может что-нибудь на непроизносимые согласные дать, типа «костный мозг», «капустный червь», «счастливая лестница», как делала фрау Фриш)? Несколько минут стояло молчание, только шелестели шаги радикала по комнате. Несмотря на стресс, я не поленился заглянуть в листок к узбеку — там были печатные каракули, больше похожие на квадратные иероглифы. Исидор тоже искоса заглянул через его голову: — Это, простите, уважаемый Насрулла, вы вообще на каком языке пишете? — спросил он с брезгливым удивлением у несчастного, взъерошенного как воробей, узбека. — Русски… какой… — Ну-ну, пишите. |