Онлайн книга «Тайнопись»
|
— Видели бы вы кухню в доме моего немецкого профессора! — усмехнулся Ксава. — Это не кухня, а кабина космического корабля! Год как купили, а сами до сих пор не знают, где что нужно нажать, чтобы кофе сварить. Об обеде я уже и не говорю… — Вот-вот, — поддакнуло джерси. — А они сидят и следят за тобой, как ты эту технику осваиваешь. И между собой посмеиваются. Как зверь в клетке, честное слово. Я осмотрелся — Цветаны не было. Это мне не понравилось. — В гости вы идете во второй половине дня. А утром, с 8.15 до 8.35, мы собираемся в холле, — продолжал нудить г-н Бете, — и едем на прием к оберсекретарю ландесрата. Оттуда — на обед, а потом по семьям. Утром следующего дня — отправка в Россию. — А экскурсия к Кельнскому собору? — спросила вдруг одна вдохновенная девушка с тургеневской косой. — Не успеваем. Или обед — или собор, — отрубил г-н Бете. — Собор! — твердо сказал чей-то голос. — Мы выбираем собор. — Быть в Кельне — и не увидеть собора? Это же абсурд! — поддержали его другие. — Что? — удивился г-н Бете. — Вместо обеда — собор? — Конечно! — подтвердил тот же голос. (Он принадлежал яростному спорщику, вихрастому пареньку, который вчера больше всех нападал на Свидригайлова). — Конечно, мы меняем обед на собор!.. Мы три дня в дороге потеряли, ничего тут не видели толком, завтра по семьям, потом опять три дня в дороге — и всё?.. Даже собор не посмотреть?.. Нет, какой там к черту обед! Пока я Кельнский собор не увижу — из Германии не уеду!.. И обед мне никакой не нужен! Лучше я буду голодать! — твердо заключил он, и никакие доводы г-жи Хоффман не могли переубедить его в этом. — Ребята, кто со мной? — запальчиво произнес он, теребя свои вихры. — Я!.. Я!.. И я!.. — раздались голоса. Немцы недоуменно переглядывались и в растерянности разводили руками: — Но обед?.. Но прием?.. Ведь всё уже заказано! Обговорено! — Как же это так можно?.. Это безответственность! Произвол! — Видите, немцы не могут понять, как можно жертвовать обедом ради собора, — шепнул я академику. Он хитро улыбнулся, покивал головой: — Вот она, загадочная душа, которую им не разгадать! Недаром мудрый Черчилль говаривал, что Россия никогда не бывает такой сильной, как кажется, но и никогда не бывает такой слабой, как может показаться… — Ребятам надо помочь. Немцы от регламента не отойдут. Скажите, пусть сожмут время обеда или прием у дурацкого секретаря — и всё. Вам г-жа Хоффман не откажет, вас она может послушать, — сказал я академику, шаря глазами по холлу (болгарки упорно не было видно). — Да-да, именно помочь! — сразу согласился академик, пригладил брови и, приосанившись, представительно обратился к хозяевам конференции на хорошем немецком языке: — Господин Бете, мы ведь можем пойти на компромисс — немного сжать обед, немного — ландессекретаря оберрата… — Оберсекретаря ландесрата, — обиженно поправил его г-н Бете. — Но это никак невозможно! — У секретаря всё запланировано! — взвилась г-жа Хоффман. — Мы же не виноваты, что поляки два дня автобус на границе держали!.. И так весь план полетел!.. — Все-таки я думаю, что компромисс возможен, — настаивал академик. — Да ну его совсем, этот ландесрат! Пошли вместо него в город! — раздались новые протесты молодежи. — Вот они, русские мальчики, о которых пророчил Достоевский! — начал было я, но осекся: в холле появилась Цветана, а за ней — долговязый бородатый тип, делавший вчера доклад по фонетике. Их оживленный вид, взаимные улыбочки и касания мне очень не понравились. Щедрость — тоже одна из составных загадочной славянской души, но у женщин она иногда принимает странные формы и виды, если не сказать позы. Поэтому я с большим неудовольствием наблюдал, как бородач суетливо трогает её за локотки, поспешно пододвигает кресло и что-то жарко шепчет в ухо. Все выпитые чекушки загомонили во мне разом, а душа беспокойно заворочалась, заворчала по-собачьи. Я смотрел на них пристально. Цветана как будто прятала глаза. — Компромисс не только возможен, но даже необходим, — продолжал развивать академик. — Мы должны пойти навстречу естественному желанию юных дарований осмотреть один из интереснейших памятников мирового зодчества… — Правильно, Ксаверий Вениаминович! — заголосили молодые ученые. — А то что же получается — полгода визы оформляли, шесть дней в дороге трясемся — и собора даже толком не видели, только шпили из автобуса! А ведь там Достоевский ходил! Восхищался! — И Версилов! — И Ставрогин! — А вот и нет! — взъярилась девушка с косой. — Ставрогин — не ходил! — Не ходил — так стоял! — не уступал вихрастый спорщик, инициатор бунта. — Где это сказано? Где? — В записных книжках, вот где! За 1871 год. — Это всё твои домыслы! Бездоказательные гипотезы! — Друзья! — призвал академик. — Г-н Бете ждет, надо решать! — Кстати, до собора тут на трамвае десять минут, рукой подать, — крикнул вихрастый паренек. — Можно и самим съездить! Сейчас же! Поехали, ребята! Кто со мной? Но другие остудили его, сказав, что сейчас же нельзя — негоже срывать вечер дружбы. А вот завтра — да, обязательно и во что бы то ни стало. В итоге решили в ландесрат вообще не идти, а с утра ехать прямо к собору. От этого решения г-жа Хоффман пришла в тихий ужас. А г-на Бете так прошиб пот, что его лоб ярко заблестел под лампой. Утираясь платком, он грозно переспросил: — Как!.. Не идти в ландесрат?.. Когда сам оберсекретарь ждет?.. Это же конфуз, позор!.. Бородач что-то шептал Цветане в самое ухо, вкрадчиво трогая её рукой, как кошка — мышку. Стало ясно, что надо шевелиться, да поживее. — Дело есть! — нависнув над ними, прошипел я Цветане в свободное ухо. А когда отсели на диван, злобно и довольно громко сказал: — Это что еще за обезьянья морда? — Он знае болгарски, предложи перевод, ако ми трудно быде… — Какое еще «биде»! А чего он тебе уши вылизывает? Чтоб ты лучше слышала?.. — Ти чокнуты чалнат, что ли? Громко не требва говорити! — А в шею лезть требва?.. В общем. Академик хочет с нами — с тобой и со мной — поужинать. Ты ему очень понравилась. Как женщина. — Гцо за глупост? — Почему глупость? Он тебе карьеру сделает, если захочет. Не теряйся. Он хороший старик, наверняка тоже болгарский знает, — говорил я, следя за ее лицом. — Лучше уж с академиком, чем с этим бородатым недоноском… — Защо ме обиждаш? — подняла она глаза, поправляя оправу на курносом носике (стук этой оправы о тумбочку был вчера сигналом к счастью). — После всичко, което случилось между нас? — Шутка, — кисло буркнул я. — Което было что надо. Не кипятись. Кстати, ты забыла у меня в номере что-то. |