
Онлайн книга «Толмач»
– Нет, он тоже из наших, из узбекских русских, как и я, – сказала она, сообщив дальше, что после рождения Аннушки муж начал ездить в Россию по делам, да так и застрял в Костроме, связался с какой-то шалавой, а потом, когда в Узбекистане погромы пошли, с турок-месхетинцев началось и на русских перекинулось, они к нему уехали, жили втроем на десяти метрах в коммуналке, пока у мужа крыша совсем не поехала: – Он вообще алкоголик третьей ступени… – А это как? – заинтересовался я, бегло объяснив фрау Грюн, что беженка получила российский паспорт через мужа. – Третья ступень – это когда уже глюки видят, белая горячка, белочка, – объяснила Варвара. – Первая ступень – когда каждый день пьют, она у него в Узбекистане началась. Вторая ступень – когда из дома выходить не могут – у него была, когда мы к нему приехали. А потом – третья… Хорошо, я сразу работу нашла. Я – бухгалтер высшей квалификации, меня знакомая в налоговую инспекцию под Костромой устроила. – И документы есть? – Конечно. Она полезла во внутренний карман пиджака, но я остановил ее: – Немцу покажете, мне не надо. Мы стали писать дальше. – Вера?.. Да какая у нас вера?.. С 17 лет в партии. Мой отец парторгом на заводе был, мать в школьном месткоме работала. И я все прошла: пионерию, комсомолию, компартию… – И сейчас в членах? – Нет, сейчас уже нет. Не до партии. Выжить бы. Партия нас бросила, предала. А этот алкаш проклятый нас вообще по миру пустил… Тут в дверях появилась Аннушка. – Мама, я там сидеть не хочу. Можно я тут побуду? Я объяснил фрау Грюн, в чем дело. Та позволила Аннушке пока остаться. – Так, давайте веру напишем православную, а то немцы юмора не поймут. И о своей партийности лучше помалкивать, тут диссиденты в почете, а не партийцы… – Ясно. Пишите, что надо, вы лучше знаете… Как вообще думаете – это уважительная причина, чтобы нас приняли? – вдруг, нагнув упрямо голову, спросила она. – Какая? – не понял я. – Что муж-алкаш из квартиры выгнал? – Ну… А что?.. Нам-то жить негде… – Это вообще не причина. Это бытовуха. Я думал, вы скажете: я, налоговый инспектор, открыла крупные махинации, меня преследует мафия, гонит полиция. Тогда да, понятно. А это что за причина? У половины мира мужья – пьяницы, а у другой половины жены – шлюхи… Нет, этого мало… – А… – сглотнула Варвара. – А… Это конечно, гонят… Конечно… Понятно… Жить не дают… Аннушка жадно слушала, стреляла глазами, шмыгала носом, теребила прыщи, как-то жалась и вздрагивала. – Вам бы, как налоговому инспектору, в палатах золотых жить, а вы – честная, принципиальная, взяток не берете, вот и пострадали, – продолжал я, поглядывая на фрау Грюн, которая молча чистила станок. – А… Ну да, ну да… – кивала Варвара, значительно посматривая на дочь (та зыркала ей в ответ). – Честная, конечно… Так и было все… Понятно… Тут фрау Грюн сделала какое-то движение, и мне вдруг почудилось, что она не только внимательно вслушивается в мои слова, но и все понимает. «Лучше заткнись!» – сказал я себе и начал деловито складывать бумажки: – Все проверено. Все правильно. Нам уже идти? К кому? – К Шнайдеру. – И фрау Грюн махнула рукой, приглашая войти Хуссейна, за которым стояла широкая фигура небритого папы-курда, а дальше маячила вся семья – по росту. Варвара взяла плащ и затопала из комнаты. Аннушка в замешательстве приподнялась со стула, завертела головой (белесые прыщи беспокойно заблестели, конский хвостик мотнулся на затылке). – Пусть сидит, она мне не мешает, – разрешила фрау Грюн. И Аннушка осталась наблюдать, как фрау Грюн радушными жестами приглашает главу семейства занять место перед аппаратом. Хуссейн подмигнул мне, когда я проходил мимо. Пока мы шли лестницей и коридорами, Варвара перекладывала плащ с руки на руку и бормотала: – Это все ясно-понятно. Это конечно… А доченьке что говорить?.. – Откуда я знаю, милая? Откуда мне знать ваши дела?.. – отвечал я. – Только в любом случае пусть доченька говорит то же самое, что вы, слово в слово… – Это как? – упрямо прядала она головой. – Знаете, бывает, что мать говорит: «Я сто лет в лесах скрывалась, в берлоге жила, никого не видела!» – а дочь говорит: «Мамочка из комнаты не выходила, я ей каждый день туда еду носила и помойное ведро вытаскивала!» – туманно ответил я. – Она что у вас вообще делает? Учится? Работает? – Работает. Тоже в налоговой инспекции. Когда она техникум кончила и диплом взяла, я ее сперва делопроизводителем к нам устроила, а потом в соседний городок в налоговую, она в Нерехти младшим инспектором была. – Сколько там этих инспекций понатыкано? – удивился я. – В каждом городке – своя?.. Тогда понятно, почему до государства ничего не доходит!.. Ну вот, раз она тоже в инспекции работала, тогда, значит, и у нее большие проблемы из-за вас появились… Вам грозят – и ей угрожают. Вам говорят – ее убьем, а ей говорят – вас убьем! – заглянул я в ее измученные глаза бывсовчела, повидавшие всякое, многое, разное. – Правильно я вас понял? – Правильно… Конечно… Как же по-другому-то?.. Именно так, – широко махала она головой, перебирая в уме какие-то детали. Мы оказались возле открытой двери. Шнайдер разговаривал с кем-то по телефону, вежливым кивком указал на стулья. На столе у него горел новый, плоский и яркий, монитор. Варвара положила плащ, с храпом и вздохами уместила за столом свое нелепо большое тело, мельком огляделась. Шнайдер, закончив говорить, улыбчиво посмотрел на нее: – Добрый день! – Гутен таг! – ответила Варвара и, смутившись до румянца, пояснила, что еще в школе учила немецкий, но кроме «гутен таг», «хенде хох» и «гитлер капут», ничего не помнит, потому что немецкий язык им преподавал узбек-учитель, который предпочитал на уроках пить чай, угощать учеников насваем, считая, что после такой войны с фашистами немецкий язык долго никому не понадобится. – Видите, как он ошибался! – заметил я на это. Шнайдер спросил, что такое «насвай». – А это зеленые шарики такие, вроде таблеток, узбеки их с утра до вечера сосут. Этот насвай вроде анаши… В Азии его все знают. За щекой как обезьяны держат, – пояснила Варвара.. – Так она из Азии? – удивился Шнайдер, просматривая дело. – Она там родилась. А последние десять лет жила в России. Там и гражданство получила. В деле паспорт есть. – Вижу, нашел… Это очень, очень хорошо… Кто она по специальности?.. Учительница?.. Врач?.. – оценивающе взглянул он на нее. – Бухгалтер. В налоговой инспекции работала. Есть удостоверение. – В России всякие удостоверения на любом базаре купить можно, – уклончиво сказал Шнайдер, внимательно рассматривая визы через лупу. – Еще две недели действительны… Отлично! Она с семьей? |