Онлайн книга «Гипсовый трубач, или Конец фильма»
|
– И эту красоту хотят отнять! Ну, мы им сейчас покажем! Между тем водитель джипа вынул из багажника складные стул и столик. Разложил их. На стул тут же уселся Имоверов, а на столик влажная блондинка определила гримерный чемоданчик. Ведущий откинулся, как в парикмахерской, а она, взяв кусочек губки, начала осторожно накладывать тон. Кожаная дама, видимо, редакторша, не теряя времени, достала из сумочки исписанные странички, присела на корточки и принялась читать заготовленный текст, почти вставив свои артикулирующие губы в ухо звезде. Из-за колонны высунулся Огуревич и жалобно поманил Кокотова. – Передайте Дмитрию Антоновичу! Пусть не рассказывает о том, как мы вкладывали деньги в «чемадурики»! - попросил он, держась за живот. – Передам! – И пусть обязательно скажет, что у нас живет двадцать народных артистов. Хорошо? – Хорошо. – Вы думаете, телевидение нам поможет? – Конечно! – Когда это все закончится?! - всхлипнул Огуревич, исчезая. А Кокотов вдруг задумался о том, что же будут воровать друг у друга люди, когда преобразятся в корпускулярно-волновое состояние? Видимо, найдут - что… Тем временем загримированный Имоверов встал со стула. Влажная блондинка, уложив его русые волосы, теперь поправляла ему пиджак и ворот рубашки, а кожаная дама дошептывала текст, но вдруг лицо знаменитости исказилось обидой, он замотал головой, что-то сердито буркнул гримерше, вытряхнул губы редакторши из своего уха и скрылся в джипе, хлопнув дверцей. Оператор в сердцах сплюнул и погладил камеру, словно пулеметчик, уговаривающий сам себя потерпеть, погодить со стрельбой, пока враг не подойдет поближе. Престарелая общественность заволновалась. Даже опытный Жарынин нехорошо нахмурился и достал из кармана мобильник. Но кожаная дама, чтобы всех успокоить, подняла руку и громко объявила: – Не волнуйтесь! Сейчас начнем съемку! Кто будет говорить? – Я! - выступил вперед старый фельетонист. – Не стоит, дедушка! - ласково упрекнул Кеша. – Надо, внучек! Если не мы, то кто же? – А вы у нас кто? - участливо спросила кожаная, приготовив блокнот и ручку. – Иван Болт! - Ян Казимирович почему-то решил отрекомендоваться своим прославленным газетным псевдонимом. – Тот самый?! - в восторге воскликнула дама. – Конечно! - побагровел от удовольствия старик, а Кокотов подивился подкованности телевизионной братии. – Замечательно! Кто еще? – Ящик. Где Ящик?… - Ян Казимирович начал беспокойно озираться. – Не волнуйтесь! Мы вас и так снимем, без ящика… - успокоила редакторша, видимо, решив, что ветеран тревожится из-за своего малого роста. - Кто еще? – Я буду говорить! - объявил режиссер, выступив вперед. – Вы? Кто вы? – Жарынин. – Господи, не узнала! Будете богатым… Отлично! Ой, ну как же я такого человека не узнала! - запереживала кожаная дама. Дмитрий Антонович незаметно бросил на соавтора короткий взгляд, исполненный скромного торжества. – Я буду говорить! Я! - Из-за спин вдруг раздался воспаленный голос Жукова-Хаита. – Вы?! Да у нас сегодня просто созвездие какое-то! Только что помнила вашу фамилию… Забыла! Дурацкая работа! – Жуков-Хаит! – Ну конечно же - Жуков-Хаит… Ах ты, господи! И тут Кокотов, наконец, догадался, что кожаная дама никого на самом деле не знает, а просто валяет профессиональную дурочку, чтобы расположить к себе обитателей «Ипокренина», где, как ей объяснили, нашли последний приют немало состарившихся знаменитостей. Жарынин тоже сообразил это и отвел глаза в гневном смущении. Однако дама энергично увлекла выступающих в отдаленье, спрашивала их о чем-то и строчила в блокноте. Наконец из джипа появился на свет Имоверов. На нем теперь были ярко-синие джинсы, шелковый пиджак цвета взбесившейся канарейки и черная майка с меткой «Армани». – Ну, вот я и готов! - Он встал перед камерой. - Как я вам теперь? – Потрясающе! - воскликнула кожаная, насельники одобрительно закивали, а оператор, зверски прищурив левый глаз, взялся за камеру. Паренек в бейсболке угодливо подал звезде микрофон, а тот принял его, точно скипетр. Черенок микрофона был вставлен в кубик, на гранях которого красовалась разноцветная аббревиатура «ТВ-Плюс». – Ну, кто первый? - ласково спросил Имоверов. – Он! - Кожаная показала на Болтянского. – Я, - выступил вперед старичок. Редакторша подскочила к ведущему, показала ему страничку в своем блокнотике и еще что-то дополнительно доложила в ухо. – Ага! - радостно кивнул Имоверов. - Работаем! Оператор посмотрел на него глазами пулеметчика, у которого в разгар боя кончились патроны, и перекошенным лицом приник к камере. – Яков Казимирович, - игриво спросила телезвезда, - не отдадим ведь рейдерам «Ипокренино»? Москвуто врагам не отдали! – Ян Казимирович, - обидчиво поправила легенда отечественной фельетонистики. – Ну конечно, конечно же, Ян… - Ведущий метнул нехороший взгляд в кожаную даму, а та виновато уткнулась в свой блокнот. - Ян Казимирович, не отдадим «Ипокренина»? Москву-то врагам не отдали! – Не отдадим! - затвердевшими от волнения губами ответил бравый дед. – А говорят, когда-то вы писали в «Правду» фельетоны под псевдонимом «Иван Болт» и могли снять с работы любого министра. Все хапуги Советского Союза боялись вас, как огня! – Писал… Мог… Боялись… - телеграфически подтвердил Болтянский. – Так в чем же дело? Сразите врага штыком сатиры! Или силы теперь уж не те? Или нет пороха в пороховницах? – Порох-то есть! - обиделся Болт. - Сталина нет! Да и «Правда» уже не та стала… Кожаная дама сделала удивленные глаза, Имоверов слегка нахмурился и зашел с другого бока: – Ян Казимирович, вы ведь по корням-то поляк? – Поляк. Но я советский поляк! – Это, конечно, ясно… - вздохнул Имоверов, чувствуя, что разговор приобретает некую идеологическую пакостность. - Откуда вы родом? – Род Болтянских из-под Збыхова… - бодро ответил дед. Кеша, до этого с иронией наблюдавший за бенефисом прадедушки, вдруг сморщил лоб, и на его лице появилось то страдальческое выражение, с каким обычно голливудские актеры произносят свое знаменитое: «Oh, no!» И действительно, случилось худшее: голос великого фельетониста сделался вдруг каким-то патефонным - и началось: – Мой дед Станислав Юзефович Болтянский попал в Сибирь за участие в польском восстании. В Тобольске он женился на дочери ссыльного поляка Марысе Гржимальской… |