Онлайн книга «Козленок в молоке»
|
– Ну и что ты теперь собираешься делать? – спросил я у Витька после некоторой паузы. – А хрен его знает… – пожал он здоровенными плечами. – Но работать-то надо! – Наумиха моя тоже говорит – надо… – Ругается? – А то – пила двуручная! – Цыц! О матери такие слова! – нахмурился Арнольд. – Ну и какие у тебя, Виктор, планы? – Я постарался вопросом замять возникшую неловкость. – Не знаю, может, грузчиком в универсам устроюсь. – Сопьешься! – покачал головой Арнольд. – Сопьюсь… А может, к дядьке, к вам в Красноярск, подамся… – Приезжай. Найдем тебе сибирячку! Знаешь, такую, с огоньком в одном месте… По тому, как это было сказано, стало ясно: те несколько капель, что выпил Арнольд, тоже не прошли для него бесследно. Но с Витьком вообще творилось нечто невообразимое: он вдруг побагровел и покрылся потом, словно минут двадцать пробыл в хорошо протопленной русской парной, нещадно обхлестывая себя дубовым веником с крапивцей. Да и сам я ни с того ни с сего вдруг ярко и остро вспомнил одну мою мимолетную подругу юности, которая в кульминационные моменты почему-то всегда разражалась хриплым хохотом, по звуку напоминающим тот, что издают «мешочки со смехом», продающиеся теперь во всех развлекательных магазинчиках. Меня тоже бросило в пот, и я исподлобья глянул на Стаса: он, нервно подергивая щекой, так лихорадочно листал свою записную книжку, словно кругом был огонь, а он забыл телефон пожарной команды. – О'кей – сказал Патрикей! – кивнул Витек. – Приеду. Я с укоризной посмотрел на Арнольда, а раздосадованный Стас даже пнул его под столом ногой. – А с другой стороны, – спохватившись, покачал головой Арнольд, – мать одну бросать нельзя! – Нельзя, – согласился Витек. – А писателем ты стать не хочешь? – напрямки спросил я. – Кем? – обалдел он. – Писателем. – Не-ет… У меня по русскому в школе три с минусом было. Да и то потому, что я учительнице картошку окучивать помогал… – Это неважно! Писать тебе не придется, – решительно пообещал я под влиянием «амораловки». – А что же тогда я буду делать? – Ничего. – Значит, писать не надо? – И читать не надо! – захихикал Стас, оторвав страстный взгляд от незнакомки, одиноко пившей шампанское за соседним столиком. – Чего? – не понял Витек. – Он пошутил, – объяснил я. – Они когда-нибудь тут в Москве дошутятся! – молвил Арнольд с угрюмой неопределенностью. – Надо покумекать, – тихо ответил Витек и задумчиво обвел глазами наш стол, жалкий, как завтрак мусорщиков. – Ах, это! – понял я. – Это пусть тебя не смущает. Такова писательская жизнь: сегодня густо – завтра пусто… – А чаще что? – спросил Витек… – Трудный вопрос. У кого как… Но у тебя деньги будут, много денег, потому что есть такой закон: чем писатель меньше пишет, тем больше у него денег! – Значит, будешь миллионером? – хихикнул Стас и послал незнакомке пылкий взгляд, хотя надо было бы послать бутылку шампанского, ибо свою она уже допивала. – Из загранок вылезать не будешь! – продолжал живописать я и, покосившись на Стаса, громко добавил: – А женщины! Какие женщины у тебя будут! – Правда? – зарделся Витек. – Правда! В Москве тоже девки с огоньком есть. Мало, но есть. Соглашайся, – посоветовал Арнольд. – Чего ты теряешь? У них свой интерес, у тебя – свой. Не понравится – пошлешь их на хрен… И к нам – в Красноярск! – О'кей – сказал Патрикей! – кивнул Витек. И одновременно с его словами в потолок громко выстрелила вторая бутылка шампанского, заказанная незнакомкой. Наверное, как я позже понял, таким образом провидение хотело предостеречь меня от этого опрометчивого шага, стоившего мне, да и всему нашему Отечеству, впоследствии так дорого… Впрочем, настоящую цену тому давнему пари я узнаю, когда мы приземлимся в Шереметьево-2. – Тогда по рукам! – засмеялся Арнольд. Я во второй раз за один вечер, но теперь уже с куражистой уверенностью протянул свою ладонь для скрепления договора. Витек сжал ее крепко, но без членовредительства, а Арнольд накрыл наши руки сверху растопыренной пятерней. Ни руки Жгутовича, ни его самого в этот ответственный момент поблизости не оказалось. Он уже со свойственной советскому обольстителю непосредственностью сидел за столиком незнакомки и хлебал ее шампанское… – Вот и славненько! – сказал Арнольд, вставая. – Очень хорошо, что все сладилось. А мне пора на паровоз. Вы только с «амораловкой» поосторожнее! Много – вредно. Гляньте: Жгутович – глиста глистой, а как вскобелился-то! Лукаво усмехнувшись, он подхватил рюкзачок и направился к выходу. А я, глядя ему вслед, почему-то с будоражащей достоверностью вспомнил давний-предавний свой турпоход и одну крепенькую инструкторшу, научившую меня, школьника, ставить палатку за рекордные две минуты, а потом в этой самой палатке разъяснившую мне, возбужденному, несмышленому: то, что в туризме – абсолютный рекорд, в сексе – абсолютно не рекорд. Прав Арнольд: «амораловки» больше ни капли! Тем временем к нам, чтобы собрать пустую посуду, подошла Надюха. Перешучиваться и кокетничать с безденежными клиентами не имело смысла, поэтому она хмуро и молчаливо складывала в стопку грязные тарелки, брезгливо косясь на понатыканные в них окурки. Склоняясь над столом, официантка невольно предъявляла нам свою вполне убедительную грудь. Неожиданно Витек схватил ее за руку и потянул к себе: – Как зовут-то? – Отпустите, – ответила она с томной строгостью. – Отпущу – упадешь! – Нахал… – Пускай нахал – лишь бы пахал! – засмеялся Витек, и я подумал о том, что современная наука явно недооценивает нынешний городской фольклор. – Я милицию вызову! – неуверенно пообещала Надюха. – Позвонила я ноль-два – ноги сходятся едва! – поддал Витек. – Скажите вашему другу! – Она растерянно глянула на меня. – Отпусти ее! – приказал я, заметив, что возня у столика привлекла внимание хмурой метрдотельши, похожей на смотрительницу женской тюрьмы. Витек неохотно выпустил руку, Надюха потерла покрасневшее запястье, буркнула: «Дурак» и, подхватив посуду, ушла. Мы проводили ее голодными взглядами. Первым опомнился, конечно, я: – Давай сразу договоримся: ты ничего не делаешь без моего разрешения! – Что ж, мне теперь и ляльку без вашего разрешения не зачалить? – засопел Витек. – Без моего разрешения – нет. Повторяю: ты должен меня слушаться, иначе эксперимент сорвется… |