Онлайн книга «Ковчег Марка»
|
– Вы… разбираетесь? – Не то что разбираюсь, но я тоже люблю глинтвейн. Тут он почему-то весело сказал: – Вот те на!.. Уселся на подлокотник, взял одну кружку – ей даже не предложил! – и велел дружелюбно: – Ну, рассказывайте, рассказывайте! – Что рассказывать-то? – Кто вы и откуда. Алла повернулась к печке лицом. …Осторожней, осторожней! Он же не просто так, он… смотрит. И вообще опасный человек. Тут опасный человек вдруг удивился, как будто заметил что-то, чего раньше не замечал. – У тебя чего, спина болит? – Откуда вы… Он брякнул кружку обратно, в один шаг оказался рядом и бесцеремонно полез ей под свитер. – Где болит? Здесь? Или здесь?.. Большая чужая ладонь прошлась по её спине, пальцы понажимали так и сяк и оказались за ремнем брезентовых штанов. Алле стало так жарко, неловко, стыдно! Щеки и шею затопило тяжелым румянцем. Она ухватила его руку, вытащила её из своих штанов и отшвырнула. – Погоди ты, не брыкайся. Что со спиной? – Не надо меня трогать! Тут он ухмыльнулся, как Вик, – лукаво и несколько плотоядно – и протянул: – Разве ж я трогаю?.. Когда я трогаю, то я не так трогаю. Ну-ка давай, давай, пойдем на диванчик. И правда потянул её в сторону дивана. Алла разозлилась всерьёз. – Уберите руки, или я дам вам по шее. Серьёзно предупреждаю!.. Он сделал какое-то движение, от чего у неё на спине оказались обе его руки, молниеносное нажатие, вспышка боли – белым светом залило мозг, пот выступил над верхней губой – и ледяного кола как не бывало. Кол рассыпался мелкими горячими осколками по всему позвоночнику, стало легко и совсем не больно. – Ложись сюда. И не брыкайся, а то я подумаю, что ты ко мне неравнодушна. Опять он – Алла была ни при чём, совершенно ни при чём! – сделал что-то неуловимое, куда-то её повернул, подвинул, и она оказалась лежащей на животе на диване, перед носом вытертый меховой плед. Павел присел рядом и задрал у неё на спине свитер. – Давно болит? – Всегда. – Всегда – это сколько? Он нажимал, трогал, пальцы словно разбирали её спину на составные части, по косточкам, по мышцам. Она закрыла глаза. – Вот так нажимаю, больно? А так? А еще? Сам вижу, больно. А если вот так?.. Что-то он там делал, как будто колдовал, как будто магические круги и линии рисовал, и еще вынимал из неё какие-то части, осматривал их и сажал на место. – Травмировалась? – Давно, – прокряхтела Алла. – На лыжах. – Ясный пень, на лыжах. Да это разве травма?.. Это так, мелкие неудобства, а не травма. Вот я тебе расскажу, какие бывают травмы, ты не поверишь. Он приговаривал, и всё колдовал, колдовал, потом вдруг с силой потянул, все кости проклятого позвоночника хрустнули, будто сломались, Алла стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть, капля потекла за ухом, воздуха не стало. – Готово дело. Вставай. Она еще немного полежала, судорожно и коротко дыша, а потом стала подниматься, некрасиво, по-дурацки, попой вверх. Павел поддержал её. – Ты нормально вставай, – посоветовал он серьёзно. – Какое-то время болеть не будет, я тебе точно говорю. Алла слезла с дивана, оттолкнула его руку, которая все еще держала её за спину. …Удивительное дело. Больно не было. Больно не было нигде. Она понаклонялась из стороны в сторону, нагнулась и подняла с пола полено, которое бросил Вик. – Вы что, – спросила она с подозрением, – великий врач? – Я в травмах всё понимаю, – сказал он. – Теперь ты мне должна. Зря я, что ли, старался?.. – И что я тебе должна? – спросила Алла дурацким «девочкиным» голосом. Игру он не принял. Он встал с дивана, зачем-то отряхнул штаны, схватил свою кружку и громко и сосредоточенно потянул из неё чай. Это было ужасно. Как будто она себя предложила, а он отказался. Алла Ивановна сорока двух лет от роду, опытный и взрослый человек, которую время от времени мучил «проклятый радикулит», как она это называла, бывший большой начальник и бывшая женщина – сейчас-то она уж точно никакая не женщина! – аккуратно и деловито пристроила в печку полено, брошенное Виком, натянула пуховик и вышла в метель. Дверь за собой она прикрыла аккуратно. Петечка сидел и писал. Писать от руки было страшно неудобно, мучительно, и поначалу слова выходили какие-то корявые, неровные, совсем не те бодрые, уверенные и самодовольные, которые получались, когда он набирал их на клавиатуре. Дикость какая, первобытно-общинный строй!.. Говорят, этот самый Пушкин вообще пером писал. Петечка еще школьником нашел как-то перо от голубя… нет, нельзя так сказать… или можно… впрочем, долой предрассудки! Писать можно и нужно так, как нравится автору. Всякие старорежимные правила и законы – к черту!.. Только так правильно, как вылупилось из его сознания. И главное, смысл-то понятен, смысл! Перо от голубя, да. Так вот, попробовал он этим пером писать и не смог. Правда, макать пришлось не в чернила, конечно, их днём с огнём не найдёшь, а в клюквенный морс, но и морс не помог. Перо не писало. Видимо, ошибка какая-то системная, и Пушкин перьями тоже не писал. Или у него было другое перо, от лебедя там, от павлина. Может, поменьше, от воробья. К черту всё устаревшее и косное! Да здравствует новое и прогрессивное!.. Технологи, технологии – только они позволяют человечеству осознать свою свободу, свободу разумных. Только они позволяют использовать себе во благо весь мировой разум, весь накопленный потенциал. Петечка уже много дней жил в информационном вакууме, вне технологий, вне мирового разума – то есть без Интернета, – и задыхался. Он был связан по рукам и ногам и физически чувствовал путы, сковавшие его. Ничего нельзя, ничего невозможно. Нельзя «залогиниться» в сети, выложить в «инстаграм» фотографии, выйти в «фейсбук», написать в «твиттер»!.. Нельзя рассказать всем «зафрендившимся» о том, как. Нельзя продемонстрировать «друзьям» то, что. Нельзя показать «абонентам» там, где. А тогда – зачем?! А мысли рождались! Они рождались, и им было наплевать на то, что технологии недоступны, и требовали немедленного оформления в слова. А как их оформлять в слова, если нет «жэжэ»?! Пером, что ли, оформлять, как Пушкин? Петечка попробовал было писать в «заметки» – слава богу, телефон с «заметками» у него остался, – но выходило не очень. |