Книга Лилии распускаются в полночь, страница 45 – Маргарита Малинина

Руслан с другого бока прижался ко мне сильнее, видно, тоже замерз, и заметил:

– Ты вся дрожишь. Тебе так холодно?

– Очень.

– Сосуды проверяла? Говоришь, всегда мерзнешь, значит, дело в сосудах.

– Ну полечи ее, – встрял Максим с сарказмом. – Нажми на какую-нибудь интересную точку, чтобы она согрелась. – А сам еще сильнее прижал к груди мою голову. Я испугалась, что мне грозит травма черепа, оттого вырвалась.

Руслан, очевидно, нашел какую-то пошлость в высказывании, потому рыкнул в ответ:

– Паршивый у тебя юмор! И если бы я мог ей как-то помочь, то уже бы помог, как ты считаешь?!

– Ты не можешь мне помочь, а вот Максим может.

– Как это? – поразился тот.

Я отстранилась от обоих и встала. Сперва пошатнулась, но, слава богу, не упала. Растерла ноги, которые занемели от долгого сидения, и решила расставить все точки над «и»:

– Мне надоели эти игры. Это уже не шутки, я действительно замерзаю. И если ты можешь открыть эту долбанную дверь, будь любезен, сделай это!

Не знаю, что на меня нашло. Видимо, виноват стресс и ненависть к морозу. До последней секунды я не собиралась говорить ничего о его способностях. Но чаша была переполнена.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – испуганно залепетал парень, глядя на меня во все глаза. А Зайцев, напротив, почему-то опустил голову.

– Ах, не понимаешь?! Что ж, я тоже не понимаю. Я не понимаю, как ты заставил стакан лететь вверх, когда он падал! Я не понимаю, как ты дверь закрыл в каюте, сидя на кровати! Если у тебя имеются какие-то сверхсилы, почему ты не можешь их применить, чтобы спасти человека? А если не хочешь открываться, то не надо тогда прижимать мою голову к себе, не надо сочинять песенки про любовь и все такое прочее, потому что это хлам! Это только на словах, а на деле ты доказываешь, что тебе безразличны мои страдания!

Я говорила сумбурно, первое, что приходило на ум, первое, что выплескивалось из раненого сердца, и, сказав последнее слово, заплакала.

Они оба молчали, но когда первая слеза покатилась из моих глаз, Макс с удрученным видом поднялся и тихо произнес:

– Ну хорошо. Я действительно должен кое в чем признаться.

Стоило зазвучать его голосу, как Руслан, все еще сидя, вскинул голову и схватил его за руку:

– Зачем?!

У меня бешено заколотилось сердце. Неужели я стою на пороге открытия чего-то неведомого? О чем ранее слышала только в документальных программах по телевизору? Или на форумах с заголовками «Страшные истории»? Да, его друг не хотел, чтобы Нечаев рассказал о себе правду, но на лице последнего читалась решимость, что он и подтвердил, обернувшись на приятеля:

– Ну, а как еще?

В ту секунду, когда Руслан снова опустил голову, а Максим поднял на меня глаза с готовностью доверить какую-то тайну, со стороны коридора послышались шаги. Даже не шаги – какой-то топот. Следом донеслись крики:

– Юля! Юля, где ты?!

– Катька! – обрадовалась я.

Дверь тут же распахнулась. Любимова была одна – взлохмаченная, напуганная, задыхающаяся.

– Как ты дверь открыла? – спросил Руслан, поднимаясь. – У тебя есть ключ?

– Нет, – растерялась она, – дверь на задвижке была…

Ах, вот оно что! А мы, когда заходили, ее не заметили – не до того было.

Троица быстро вывалилась наружу.

– Ты спасла нас! – благодарно кричала я, пытаясь обнять подругу, но та лишь уклонялась:

– Не время! Идем.

Короткими перебежками, постоянно озираясь по сторонам, мы добрались до своих кают. Любимова на пороге нашей застыла. Словно призрак увидела.

– Ты чего не заходишь? – удивилась я, кидаясь к шкафу в поисках теплых вещей. Хотелось натянуть на себя все и сразу. А потом еще лечь в постель, укутаться в одеяло и пить горячий чай с малиной.

– Его нет! – выдохнула подруга, болезненно бледная, как будто это ее продержали шестьдесят минут на холоде.

– Кого?

– Громова! Он здесь сидел, мы ужинали.

– Ну хорошо. Ты ушла, и он ушел. Что в этом такого?

– Да нет же! – Катька начала заламывать руки, глядя на пустой стул, затем обратилась ко мне: – Расскажи, как все было? Кто вас запер?

– Я не знаю! Мы были внутри, когда дверь просто щелкнула и погас свет.

– Зато я знаю. Это сделал Громов.

– Как? Он же был с тобой? Или он отлучался?

– Нет, не отлучался. Но он сознался в этом сам.

– В чем? Что может быть одновременно в двух местах? Я знала, что он крут, но не до такой же степени!

– Если дословно, то он сказал, что временно вас изолировал, чтобы не мешались.

– Не мешали чему? Я не понимаю. – Любимова пожала плечами, мол, и я тоже. – Тебя окучивать? – высказала я предположение.

– Да ну, бред. Он серьезный человек, и если сделал то, что сказал, то с конкретной и безусловно важной целью. И будь я не я, если не докопаюсь до истины. Итак, что вы нашли? – Я рассказала подробно. – Следы от инъекций? Это все объясняет.

– Да ничего это не объясняет! И Руслан не уверен. Просто какие-то синяки. Его насторожило то, что они мелкие и в одном и том же месте. Он не знает, что это может быть.

– Все равно. Уже ближе. Это дает нам полное основание подозревать, что смерти насильственные.

– Это дает нам право подозревать, что смерти не случайны, – поправила я, – и что они как-то связаны. А про убийства я пока не знаю наверняка.

– Юля, что они как-то связаны, мы выяснили еще на этапе люкса. Обе прожили там одну ночь. И предыдущие три человека – тоже. То есть про одну ночь я не знаю, но точно они жили в люксе. Так что связь уже была очевидна.

– Не понимаю только, отчего мы их возим с собой. Почему нельзя сдать в местные морги?

– Потому что директор круиза отчего-то не хочет их сдавать. Тянет до последнего, ведь доплывем до Москвы – начнется следствие. Если доплывем.

Я вздрогнула, потому что мне уже второй раз за сегодня прочили смерть.

– Катя, я, конечно, тоже пессимист, но может… не надо?

– Может надо, а не надо не может, – затейливо ответила она и предложила напиться.

Я видела, что с подругой последнее время творится что-то из ряда вон выходящее, а тем более сегодня, посему согласилась, предупредив, однако, что я пить не буду. С ней пойду, если что. А она пусть как хочет.

Она захотела, поэтому мы отправились в бар. Он имел вход с кормы на прогулочной палубе, где в данный момент проводилась дискотека. Люди танцевали, тут же заходили, чтобы выпить, и снова выходили танцевать – и так по кругу. После нескольких коктейлей Любимова решила последовать их примеру, чего я вынести уже не могла – ненавижу танцульки. Чувствую себя скованно и неуверенно, и кажется, что все только и смотрят на мои глупые попытки казаться пластичной и смеются. Поэтому здесь мы расстались. Уже в каюте я вспомнила, что не сказала ей главного – Максим на моих глазах едва не проделал фокус по открытию запертой снаружи двери. Но когда она вернется, она все равно будет невменяемая, так что оставлю на завтра.