Книга Большая книга приключений кладоискателей, страница 59 – Анастасия Дробина

– Исключительно для Тани, – пожала плечами старая актриса. – Она должна увидеть, как божественно выглядела, и еще раз убедиться, какой слизняк ее «граф Радзивилл». Ей на пользу только пойдет. У девочки и так занижена самооценка, а после общения с мерзавцем комплекс мог упрочиться и остаться на всю жизнь.

– Я, конечно, очень извиняюсь перед всей компанией, но где все-таки чаша? – послышался хриплый пиратский голос. Соломон Борисович сидел рядом с Соней и Белкой, отвечал на какие-то их вопросы, но украдкой поглядывал на дверь. – Юные мотоциклетные воры не смылись вместе с ней через черный вход?

– Соломон Борисович, они же наши друзья, – укоризненно покачала головой Соня. – А кстати, вон, смотрите, идут!

В дверях зала действительно показались Атаманов и Полундра – слегка подсохшие и по-прежнему сияющие. Грязная, мокрая сумка была при них, и Юлька, еще не вышедшая из эйфории победы, чуть было не бухнула ее на белейшую скатерть: Натэла поймала ее за руку в последний момент:

– Что ты! Такая грязная! Давай на полу!

– Покажите мне ее, – изменившимся голосом сказал антиквар. – Я должен знать, что упустил.

– Не «упустили», Соломон Борисович, – мягко поправила Соня. – А не запятнали свою репутацию приобретением краденой вещи. Согласитесь, это немало.

– Как сказать, Сонечка… Видит бог, только ради вас… – уныло протянул Соломон Борисович. И тут же воодушевился: – Боже мой! Боже мой! Прекрасный экземпляр! И великолепно сохранившийся! Четырнадцатый век, согласен. М-да, жа-а-ль… Впрочем, у меня все равно бы не хватило средств, чтобы ее купить.

Чаша лежала в глубине сумки, мягко поблескивая золотым боком. Загадочно мерцали крупные красные и синие камни. По ободку тянулась славянская вязь.

– «Во здравие княжье и во славу Божью», – прочла Соня, беря чашу в руки. – Действительно тяжелая. Может быть, из нее пил сам Дмитрий Донской?

Чаша пошла по рукам. В конце концов снова оказалась у антиквара, и Соломон Борисович положил ее на колени, как любимую кошку.

– Ах ты, моя красавица… Не волнуйтесь, отдам, отдам. Но как же вы собираетесь, так сказать, восстановить статус-кво?

– Таня сказала, – медленно и тихо, чтобы не разбудить спящую девушку, начал Тенгиз, – что хочет вернуть ее на место, в стену монастыря.

– По-моему, с ее стороны это был экспромт, – заметил Пашка. – Ей просто надо было как-то заткнуть рот Модзалевскому.

– И ей удалось, – подтвердила бабушка. – Но мысль, по-моему, очень здравая.

– Как же теперь клад вернешь? – пожал плечами Батон, сосредоточенно уминающий длиннющую чурчхелу. – Мы были в монастыре, смотрели ту стену. В том месте, где осыпалось, заграждение поставили, никак не подберешься. Если только с другой стороны… Но там тоже стена. Высоко, и у всего парка на виду.

Нино Вахтанговна посмотрела на внука. Тенгиз чуть заметно улыбнулся:

– Посмотрим.

– Древности ведь надо не просто вернуть, но еще сделать так, чтобы их сразу же нашли! – заволновалась Натэла. – Тенго, слышишь? А то еще найдет какой-нибудь бомж или еще кто…

– Не беспокойся. Я подумаю.

– Вот только одного не пойму… – с набитым ртом заговорил Батон. – Зачем он мечи деду в огород зарыл? И бросил там?

Наступила тишина. Затем Игорь Петрович сказал:

– Наверное, этого мы теперь уже никогда не узнаем.

– В принципе, можно прижать Модзалевского, – пожал плечами Пашка. – Просто так, истины ради. Он сейчас несколько… м-м… деморализован, так что может и рассказать.

– Пошел он к черту! – выругалась Полундра. – Не тронь – не завоняет. Главное, что чаша – наша, и мечи тоже. Дайте мне уже пожрать, я с утра ничего не ела, чтоб лишнего веса не набрать и трюк на мотоцикле не сорвать. Серега наверняка тоже голодный. Атаман, налетай!

Молодежь дружно накинулась на еду.

Маленькая эстрада ресторана осветилась голубым светом, музыканты заиграли «Вальс-бостон». Генерал пригласил танцевать Нинико Вахтанговну, Пашка – Соню. Соломон Борисович грустно положил золотую чашу обратно в сумку и решительно закрыл «молнию». Когда раскрасневшаяся от вальса Соня вернулась на место, антиквар поднялся.

– Что ж, девочка моя, пора и честь знать. Только ради вас я ввязался в такую аферу.

– Я знаю и благодарю вас еще раз. Но не спешите, пожалуйста. Посидите еще. Я уже говорила – вас ждет приятный сюрприз.

– Но… – слегка удивился Соломон Борисович. – Разве возможность подержать в руках чудесную древнюю чашу не была вашим сюрпризом? Вы обещали показать ее мне – и показали.

– Однако, мне кажется, лично для вас сюрприз был не особо приятный.

– Да уж…

– А я обещала именно приятный сюрприз. Поэтому и прошу – посидите еще немного, – повторила Соня, пряча лукавые искорки в глазах. – Поверьте, вы не пожалеете.

Соломон Борисович удивленно улыбнулся, пожал плечами, сел обратно на стул… и тут же медленно встал. Потому что в дверях зала возникла невысокая стройная женщина лет сорока в брючном костюме и с дорожной сумкой. В ее аккуратно уложенных черных волосах блестели капли дождя, большие темные глаза тревожно скользили по залу.

– Соня! Бэлла! Что все это значит? – с недоумением спросила она, глядя на сестер Гринберг. – Я только что с самолета, устала страшно, завтра в одиннадцать уже репетиция, мечтаю только о том, чтобы поскорее упасть в постель, а вы звоните и требуете, чтобы я ехала в ресторан! Что за тайны, девочки, что происходит? Здравствуйте, Нинико Вахтанговна, здравствуйте, Игорь Петрович… Ой! Здравствуй, Шлёма. А… что ты здесь делаешь?

– Добрый вечер, Рохл, – негромко произнес Соломон Борисович, подходя к матери Сони и Белки. – Я жду тебя.

Стало очень тихо. Взгляды всей компании остановились на стоящих мужчине и женщине, смотрящих в глаза друг другу. Соня молча поманила младшую сестру, и они вдвоем незаметно прошли к освещенной эстраде. Там Соня прошептала что-то пианистке, та с улыбкой освободила место возле инструмента, саксофонист пододвинул второй стул, сестры Гринберг сели за рояль и заиграли романтическую «недоговоренную» мазурку номер три.

– Все, лирика пошла, пора линять, – как можно тише сказала Полундра на ухо Натэле. Но все равно и Атаманов, и Батон услышали ее и осторожно поднялись со своих мест. Гуськом, по стенке они вышли из зала, и последним, что увидела, обернувшись, Юлька, было – как Соломон Борисович ведет в танце крайне удивленную Рахиль Моисеевну.

«Керосинка» дожидалась хозяев на стоянке под дождем. Общим мнением было решено сейчас на ней никому не ехать, чтобы не простудиться насмерть, а забрать ее завтра с утра. Со швейцара Шалико было взято клятвенное обещание, что допотопный мотоцикл ночью не будет украден из-под его присмотра на запчасти.

– Заведу в подсобку и запру, – успокоил ребят швейцар. – Утром в дверь служебного входа постучи, отдадут.