Книга В огне аргентинского танго, страница 33 – Татьяна Алюшина

– Но тебя нет со мной, маленькая, – пожаловался он.

– Как же нет, папочка! – смеялась она. – Я же твоя дочка, а ты мой папа, и это всегда есть. И я тебя люблю, а ты любишь меня, а любовь не умеет исчезать. Ты же не перестанешь меня любить, потому что меня нет рядышком.

– Нет, конечно, милая! – прижал он ее к себе и поцеловал в головку. – Никогда не перестану.

– Вот видишь! – с очень важным видом заявила она и отстранилась от его груди, чтобы лучше видеть его лицо. – У тебя идет своя жизнь, а у меня теперь другая, ты понимаешь?

– Не очень, – признался Глеб, умиляясь этой ее взрослой серьезности.

– Папочка, это просто: ничего никуда не девается. Меняется, но не девается, как водичка: она то пар, то льдинка или снежинка, но всегда водичка, – как нечто абсолютно понятное объяснила она. И принялась выбираться с его колен. – Мне надо идти, папочка.

– Куда, детка? – помог ей слезть с кровати он.

– Дальше. Туда, – махнула она ручкой и добавила: – Там хорошо, и я теперь могу туда идти. Ты не грусти больше, папочка. Не надо тебе грустить.

Ее фигурка стала таять, растворяться, становясь нечеткой и прозрачной, она засмеялась, как какой-то своей проказе, и помахала ему ладошкой на прощание.

– Алиса! – закричал, позвал он…

И проснулся, как от толчка, все еще чувствуя тепло ее тельца у себя на коленях и тепло ее ручки на своей груди. Протасов резко сел на кровати, спустив ноги на пол, наклонился вперед и тер, тер рукой грудь, где таяло и исчезало ощущение тепла от ладошки его дочери.

Она ни разу ему не снилась до этого дня. Ни разу, хоть он и умолял порой, просил как умел, по-своему и непонятно у кого, чтобы она приснилась, и ждал, что хоть разочек увидит ее во сне, как живую.

Почему именно сегодня?

Он поднялся с кровати, чувствуя себя бодрым и полным сил, как не чувствовал, пожалуй, уже много лет. Не то что два последних года, а именно много лет!

Странно все это. Все странно. Очень.

И то, что в лес побрел, и кричал, и плакал там, и лежал потом как убитый в беспамятстве, и спал, оказывается, двенадцать часов кряду, как после болезни тяжелой. И этот сон…

Протасов отодвинул куда-то в сознании этот удивительный и не совсем понятный сон, приказав себе сейчас ничего не думать и не подвергать анализу и разбору – потом, когда перестанет так болеть от тоски сердце, когда отпустит. И занялся насущными хозяйскими делами с вполне определенной целью – постараться максимально отвлечься от всех этих странных событий двух последних дней.

Правда, недолго. Отвлекся-то.

Доделывал в мастерской один механизм, когда вдруг в голове прозвучала, будто шепнул кто-то, четкая и ясная мысль, показавшаяся ему такой притягательной и глубоко поразившая его. Он подумал-подумал, сомневаясь какое-то время, покрутил эту мысль так и эдак в уме и отправился искать Колю.

Он поручил своему работнику очень важное дело, попутно надавав и несколько мелких поручений, да и Вера обрадовалась такой оказии, и своих хозяйских дел напоручала целую гору мужу, для надежности записав все на бумажке. Коля отправился исполнять, а Глеб пошел в кабинет искать свой старый сотовый телефон.

Когда-то, года три назад, ему по работе понадобились консультация и услуги социолога, и первым делом он вспомнил, что Лиза не только по образованию социолог, но и поступила в аспирантуру по этой специальности, и он взял ее номер телефона у Потапа. Она тогда ему помогла и посоветовала толковых специалистов. А ее номер так и остался у него в телефоне. Надо бы только найти тот телефон и зарядку к нему, и надеяться, что номер она не сменила. Ну а если сменила – пойдем другим путем, через Потапа. Но не хотелось бы другим.

– Привет, – повторили в трубке и перевели дыхание, она слышала, как сделал это говоривший, словно ему было сложно начать разговор, выдохнул и представился: – Это Протасов.

Теперь переводить дыхание, и замирать, и молчать от потрясения настала ее очередь.

– Ты меня слышишь? – спросил он.

– Да, – прохрипела осипшим вмиг горлом Лиза.

– Как там ваш юбилей? – ровным тоном поинтересовался он.

– За… кхм-кхм, – пришлось ей прокашляться и закончить севшим голосом, – замечательно. Все очень здорово и по плану. Дед, по-моему, счастлив.

– Это хорошо, – порадовался он номинально, без соответствующей интонации в голосе и вдруг спросил очень строго и серьезно: – Ты могла бы ко мне приехать? Мне надо с тобой поговорить.

– У тебя что-то случилось? – тут же перестала сипеть Лиза.

Сразу же, как иглой, кольнуло воспоминанием о странно забарабанившем сердце вчера утром, и подумалось, что из-за ее глупой несдержанности и неоправданного желания растормошить эту его неживую отстраненность с Глебом что-то произошло!

– Нет. Все нормально, – уверил он. – Я просто хотел бы с тобой поговорить.

– Сейчас? – уточнила она и посмотрела на костюм, который держала в руках.

Лиза стояла за кулисами и держала наготове театральный костюм, в который должен был быстро переодеться Кирилл по ходу разыгрываемого представления, чтобы снова выйти на сцену.

– А что, сейчас тебе неудобно, ты занята? – оживился хоть немного красками голос Протасова.

– Ну-у-у, – протянула она, посмотрев на сцену, – не то чтобы очень, но есть один нюанс.

– Какой?

– Протасов, ты вообще в курсе, сколько километров и времени к тебе отсюда надо добираться и, на минуточку, как? – напомнила ему Лиза.

– Ну, если ты можешь освободиться и в принципе не против приехать, то в городе тебя ждет такси.

– Такси? – обалдела Лизавета.

– Ну, что-то в этом роде, – пояснил Глеб индифферентно. – Это Николай на машине, он подъедет, куда ты скажешь, и заберет тебя, – и переспросил: – Ты приедешь?

– Приеду, – подумав, решилась Лиза и назвала адрес, где находилась в данный момент.

– Хорошо, я ему сейчас передам, он подъедет, – сказал Протасов и отключился.

Лиза пристроила костюм на стул, который нашла здесь же за кулисой, мысленно попросила у брата прощения и тихо смылась, пока ее никто из организаторов не засек и не нагрузил быстренько какими-нибудь еще поручениями и важными делами. Эти деятели не поймали, зато ее перехватила бабуля, когда внучка пробиралась за спинами гостей к выходу.

– Сбегаешь? – заговорщицким шепотом спросила бабушка.

– Ба, тут такое дело.

И Лиза, отведя ее в сторонку, где их никто не видел и не мог слышать, быстро рассказала ей, как наорала на Протасова и как они уехали в ночь, и про то, что он позвонил сейчас и позвал к себе.

– Не знаю, детка, – подумав, вздохнула и покачала головой Ася Матвеевна, – тебе как никому известно, как могут люди, отдавшиеся полностью горю, утащить за собой близких, испоганив, изломав их жизнь.