Книга Девушка с зелеными глазами, страница 47 – Собиан Б. Хайес

— Почему я должен чувствовать себя виноватым? — запальчиво спросил он. — Я всю ночь провел, пытаясь дозвониться до тебя.

Мне хотелось прекратить, но в меня словно вселился демон. Фотография так и стояла у меня перед глазами.

— Ну, не всю ночь. Ты сумел найти время для медленного танца…

Мерлин сразу понял, о чем я говорю, и его лицо исказилось от злобы.

— Это абсолютно несправедливо. Только один танец. Теперь ты знаешь, как я страдал, увидев вашу с Люком фотографию.

— Так ты что, сделал это, чтобы отомстить мне? — недоверчиво спросила я.

— Не будь такой наивной. Я не способен на такое.

— Но это правда странно. Получается почти око за око.

— Раз уж об этом зашла речь, — почти прорычал Мерлин, — в этих отношениях нас как будто всегда трое, и Женевьева тут ни при чем. Я просто не могу поверить, что ты не замечаешь этого.

— Действительно, не замечаю.

— Этот… Люк… придумал всю эту историю с расследованием только для того, чтобы побольше времени проводить с тобой.

— Тебе следовало бы знать, — обиженно сообщила я, — что это мое расследование. Люк делает мне большое одолжение.

— Я заметил, как он смотрит на тебя…

— Ты говоришь нелепые и смешные вещи, — ответила я своим самым рассудительным тоном. — Девушка Люка — и моя подруга тоже. Я знаю ее уже много лет. Мы всегда отрываемся вместе.

— Когда, например? — невозмутимо спросил он.

Я не смогла ответить, потому что он заставил меня осознать, насколько давно я не видела Лауру. Она будто избегала меня.

— Женевьева, вот кто действительно уже сидит в печенках! — продолжала я, проигнорировав его замечание.

— Ей нужна поддержка.

Я постаралась отойти от него как можно дальше, к другому концу большой кухни.

— Посмотри на это с моей точки зрения. Она просто вездесущая, вторгается в мою жизнь и начинает делать все лучше меня. Она будто мое зеркальное отражение, но только улучшенное.

В этот момент должна была последовать его успокаивающая реплика: «Кэти, не говори глупостей. Конечно, она ни в чем не лучше тебя. И не красивее, умнее или милее. Женевьева и мизинца твоего не стоит. Ты совершенно неповторимая, и я люблю тебя такой, какая ты есть».

Но Мерлин ничего этого не сказал. Он только угрюмо пробормотал:

— По сути дела, Кэти, я не чувствую, что ты со мной. У тебя всегда другие дела.

— Я не могу бросить то, чем занимаюсь, — сухо ответила я. — Это слишком важно.

— Кажется, что для тебя все важнее, чем я.

— Я думаю, нам стоит отдохнуть друг от друга, — выпалила я и не поверила собственным ушам. Но сказанного уже было не вернуть.

Мерлин закрыл лицо руками и глухо застонал от бессилия. Затем он встал, подошел ко мне и взял за руку.

— Кэти… Но я не хочу этого… Давай поговорим, уладим эти неприятности. Раньше все было просто замечательно.

Его просьба никак на меня не подействовала, будто я превратилась в ледяную статую. Я ощущала мольбу в его прикосновении, могла почувствовать ее запах и даже слышала ее в его словах. Но я осталась немой и безответной.

— Я не хочу расставаться с тобой, — взмолился он. — Может быть, Женевьева слишком много крутилась в нашем доме, а я пожалел ее. Я не могу отпустить тебя так.

— У тебя просто нет выбора, Мерлин.

— Я не сдамся без боя, — настаивал он. — Это вообще не ты говоришь все эти вещи.

— Это я.

— У меня еще осталась твоя эсэмэс: «P.S. Я люблю тебя». Ты не имела этого в виду? Неужели это была просто ложь?

На секунду я замешкалась, наблюдая за тем, как он выглядел в этот момент. Его красивое лицо было перекошено злобой и отчаянием, глаза сверкали и все равно умоляюще смотрели на меня.

— Мерлин, мне пора идти.

— Ты не можешь вот так уйти. Я должен отдать тебе кое-что. Что-то вроде раннего рождественского подарка.

Я уже проклинала сама себя за то, что пришла сюда сразу после вечеринки.

— Я не могу ничего принять от тебя. Серьезно.

— Для кого-то другого это будет абсолютно бесполезным, — настаивал он. — И мне будет очень больно, если ты не примешь его. Не могла бы ты подняться со мной наверх, чтобы увидеть его в более подходящей обстановке?

Он был так настойчив, что я уже не могла возражать. Он помог мне подняться на три лестничных пролета в свою студию, где меня встретил порыв холодного ветра. Мансардное окно было открыто, и в него влетело несколько сухих листьев и легло на половицы. Мерлин заметно оживился, когда я согласилась прийти сюда. Он положил ладони мне на плечи, и желудок предательски подскочил от его прикосновения. Меня переполняло ощущение горя от всего, что мы потеряли, от слов, которых мы так и не сказали, от вещей, которых не сделали вместе. Оно прокладывало дорогу к моему горлу и осталось там, чтобы задушить меня. Одна часть меня хотела оттолкнуть Мерлина как можно дальше, а другая жаждала прижаться и уткнуться в него носом.

Я заметила наше отражение в зеркале и потеряла чувство самообладания. Мы так хорошо смотрелись вместе. Какое еще доказательство мне было нужно, чтобы поверить, что он любит меня, а не Женевьеву? Он был здесь, со мной, и пытался наладить наши отношения. Я повернулась к нему, решимость моя ослабла, но тут меня отвлекла вспышка света. На крючке над окном было подвешено нечто, и оно раскачивалось и кружилось на ветру, отбрасывая лучики зеленого света. Не было никаких сомнений, откуда взялась эта вещица, и я быстро отпрянула от Мерлина. Его лицо помрачнело.

Я посмотрела на окно и нахмурилась:

— А я узнаю этот кулон. Это от Женевьевы.

— Я даже не обратил внимания, что он там висит, — пробормотал он. — Она делает их тоннами и раздает маминым студентам.

— Но не этот, — продолжала настаивать я.

— Она наверняка случайно забыла его.

— Она была здесь? В твоей комнате?

— Она помогала мне сделать кое-что для тебя, — подчеркнул он.

Я даже не могла сосредоточиться, чтобы ответить что-нибудь. Я вытянула шею, чтобы посмотреть на быстро меняющееся небо, которое, как прекрасное, живое произведение искусства, было идеально заключено в оконную раму. Мерлин подошел к своему мольберту, и мне вдруг стало не по себе.

Из-за последних событий я позабыла о картине, но это она оказалась его подарком для меня.

— Я не могу принять ее, Мерлин… только не сейчас…

— Но ты должна, — настаивал он. — Она уже закончена, и она нарисована специально для тебя. — Он провел рукой по волосам. — Я не отдал бы ее никому другому.

— И Женевьева помогала тебе рисовать ее? — с подозрением спросила я.