Книга Русская комедия, страница 15 – Владислав Князев

— Колдыбанский Геракл — это мы. А мы — это он. Все как один, — завершил Профанов.

И, не тратя время, гаркнул:

— Кто готов стать вторым Гераклом?

— Я! Я! Я! — раздались возгласы со всех сторон.

Вверх взметнулся лес рук. Хороший, крепкий лес. Мачтовый, как сказали бы судостроители. Сто мачт — сто вторых Гераклов!

Всех охватил небывалый, ну прямо советский энтузиазм. Как-то само собой все как один оказались у барной стойки.

Ульк?

А то бы… Игра, а точнее, схватка истины с человеческой косностью и ограниченностью только еще начинается. Подстаканников нырнул под прилавок, но вытащил оттуда не долгожданную «Волжскую особую», а какой-то диковинный предмет, напоминающий старый сапог. Но это был не старый сапог, а допотопный фотоаппарат Подстаканникова-прадедушки. Знаменитая династия буфетчиков в свое время завела это чудо раньше всех в Колдыбане. Разумеется, не с целью запечатлеть красоты Жигулей, а для того чтобы иметь четкие фотопортреты всех своих злостных должников…

— Прошу под юпитеры, — пригласил бармен, настраивая свою диковинную машину. — Первым — Демьян Иванович.

— Но я уже есть в вашей картотеке, — напомнил Самосудов. — Анфас и профиль. Хоть сейчас в розыск.

— Я хочу сфотографировать вас всех для других целей, — возразил бармен. — Для культурного обслуживания туристов.

— Каких туристов? — удивились мы.

— Которые хлынут в «Утес», — охотно пояснил колдыбанский Меркурий. — Буду вывешивать ваши увеличенные портреты у входа. По жребию, по конкурсу, по своему усмотрению. Уже сейчас вижу под каждым портретом старославянскую вязь: «Второй Геракл любит выпить. А вы?» Ну, и портрет будет просто диво. Представьте: мощная обнаженная фигура Геракла, а лицо — Самосудова. Насчет фигового листа не волнуйтесь: мы прикроем интимное место милицейской кобурой, как бы нечаянно съехавшей вперед. Можно изобразить и милицейские погоны. Прямо на голых плечах. Диво! Не так ли, Демьян Иванович?

— Так точно, — молвил грозный страж порядка, но таким унылым голосом, будто с него снимали погоны. — Однако боюсь, мне придется временно отказаться от высокой чести исполняющего обязанности второго Геракла.

По его лицу было видно, что он действительно боится такой высокой чести как огня. Явно были в испуге и его соседи по флагманскому столику. Не подумайте только, что истинным колдыбанцам не хватает храбрости. Храбрости у нас всех столько, что мы можем одолжить ее любому герою в кредит. Хоть до получки, хоть до премии, хоть вообще без отдачи. Но…

Все живо представили свои увеличенные портреты в стиле Подстаканникова на фасаде «Утеса». Голый качок-культурист с милицейской кобурой вместо фигового листа — это еще ничего. Все-таки милицейская кобура устрашает: вдруг там, и вправду, пистолет! Небось не всякий осмелится хихикать и острить по поводу. А вот голый с физиономией Безмочалкина будет прикрывать стыд, очевидно, как в бане: тазом. Или же мочалкой. Голый Молекулов — классным журналом. Или букварем. Туристы действительно будут в восторге. Но что скажут начальник «бытовки» Неумывакин и директриса Рогаткина, увидев такой образ своих подчиненных? А хуже всех — голому Профанову. Надо бы прикрыться Большой Энциклопедией, но наш просветитель и Малую-то никогда в руках не держал. Придется ему красоваться, словно в кабинете уролога. Есть тут, конечно, и свой плюс: впервые аудитория Профанова не заснет. От смеха. Но последним-то будет смеяться шеф Сократов. И хорошо ли он будет смеяться?

— Ну? — затеребил призадумавшегося Самосудова садист-бармен. — Почему вы не готовы стать вторым Гераклом?

— Готов! — горячо возразил отважный мент. — И обязательно стану им, вторым Гераклом. Буквально сию минуту! Но… Только не сейчас. Вы же знаете, у меня — хронический колит. Врачи требуют, чтобы я принимал слабительное регулярно, не пропуская ни одного раза. Боюсь, что действие слабительного совпадет с торжественной церемонией чествования. Комментарии излишни.

— Ну ладно, — согласился Подстаканников. — Значит, второй Геракл — вы. — Он ткнул в сторону Безмочалкина.

— С огромным удовольствием! — аж привстал на цыпочки Валериан Владимирович. — Но… не сейчас. Как назло разыгралась моя аллергия. И особенно почему-то на лаврушку. Представляете? На меня водружают лавровый венок, а я чихать на него хочу. Как верблюд.

Для убедительности Безмочалкин шмыгнул носом и промокнул его двумя платками, сначала одним, потом другим.

— Вы? — перст бармена повернулся в сторону Молекулова.

— К сожалению, я тоже попрошу отсрочку, — отвечал Самсон Сергеевич. — У меня сейчас радикулит, и тяжести категорически противопоказаны. Не выдержу бремени славы. Согнусь до положения «на четвереньках».

И очень убедительно скрючился, став похожим на двойку в дневнике второгодника Добронравова.

— Что касается меня, то я чувствую себя абсолютно здоровым, — молвил Профанов, опережая притязания Подстаканникова. — Сами понимаете, это крайне подозрительно. Надо немедленно обратиться в поликлинику и начать всесторонние обследования.

Фома Ильич огорченно вздохнул и сел — в такой вальяжной позе, что грех и беспокоить.

Да, такой парадоксальной ситуации не знали современники и летописцы Геракла. Вот он, легендарный герой. В ста лицах. А в одном лице, персонально — увы, нет его. И негде взять.

— Итак, никакого Геракла под номером два, три, сто тринадцать и так далее пока не предвидится, — злорадно заключил Подстаканников. — Тогда — до лучших времен. А лучше — навсегда.

И он демонстративно закрыл буфет на ключ.

Неужели не прорвемся? Неужели амба?

Но мы верили, что на Самарской Луке всегда есть место диву. И оно произошло. Нет-нет, это не легенда. Это — быль.

Едва ключ в замке буфета щелкнул, словно бесчеловечная гильотина, и мы невольно схватились за горло, как вдруг…

С небес прозвучал чистый и звонкий голос нашего ангела-хранителя:

— Атас! Вижу второго Геракла!

И мы узрели дивное видение…

* * *

Если точно, то сначала раздались громы небесные. Мы вздрогнули и даже повскакали с мест. И вот тут услышали вещий глас:

— Ата-ас!

И узрели дивное видение. На полу у фамильного дивана Подстаканниковых лежал туго набитый мешок. Откуда он взялся? Очевидно, был сброшен с небес. Но без парашюта. Поэтому и приземлился, как пятитонная бомба.

Что же такое послало нам небо? Несколько пар рук мгновенно подняли, точнее даже, вознесли мешок. Перед нами действительно был… второй Геракл.

Какой-нибудь москвич наверняка истолковал бы это видение неверно. Дескать, это же всего-навсего сторож Еремей Васильевич Хлюпиков. Он, очевидно, дремал в своей подсобке, и его, очевидно, куснула шальная колдыбанская муха. Несчастный, не помня себя от боли и решив, что на него напал медведь, рванул на выход, зацепился ногой за порог и, пролетев через весь зал, ударился лбом о диван, произведя при этом звук, напоминающий гром.