Книга С птицей на голове, страница 78 – Юрий Петкевич

По-прежнему он смотрит в окно. Там простирается голое поле.

— Не стучи ногой, — говорит женщина.

Мальчик перестал, но скоро опять застучал.

— Перестань!

Тогда он стал специально стучать. Мать дала ему подзатыльник и столкнула с колен. Мальчик сел напротив, продолжает:

— Холодно!

— Надо было спокойно сидеть, — говорит женщина.

У меня зонтик с изогнутой ручкой, и я вешаю его на поручень над головой. Мальчик достает из кармана мятые бумажки и — улыбнулся.

— Что это? рисунки? — спрашиваю я, пытаясь ответить ему тоже улыбкой. — Покажи.

Мальчик протягивает.

— Это мама? — спрашиваю.

— Нет, это тетя.

— А я думал, мама.

Мальчик по-прежнему улыбается. Мало того, он глядит на кончик носа, повернувшись к матери.

— Не кривляйся, — говорит она.

Трамвай поворачивает все еще в поле. Зонтик раскачивается у меня перед глазами. Я снял его с поручня и спросил у мальчика:

— Ты учительнице тоже так улыбаешься?

Мальчик промолчал. Мать отворачивается от него и смотрит в окно. Старик опять сидя заснул. В окне показались коровы.

— Посмотрите, какое у него выражение лица! — воскликнула женщина, обращаясь будто бы ко мне.

Я глянул в окно и увидел пастуха. Он стоит у края оврага и точно так же кривляется, как мальчик; затем я понял, что он не кривляется и не улыбается — а у него всегда такое лицо. Трамвай проехал мимо. Пастуха уже не видно. Только чахлые кустики. Неожиданно среди них вырастает котельная, из железной трубы валит черный дым.

— В школу сегодня не пойдешь? — спрашиваю, повернувшись к мальчику.

— Пойду.

— А тебе во сколько?

— К двум.

— Не успеешь.

Мальчик ничего не ответил. Я вернул рисунки и повторил:

— Никак не успеешь. Сейчас уже полвторого, — сказал, поглядев на часы.

— Сегодня не пойду? — с надеждой спрашивает мальчик у матери.

— Не стучи, — говорит она.

Он опять специально застучал.

— Получишь, — сказала мама.

— Не успею, — сказал мальчик. — Еще надо домой за портфелем зайти.

— Пойдешь ко второму уроку.

Мальчик вновь занялся рисунками. Прослюнявив их с обратной стороны, начал обклеивать ими лицо дедушки. Тот раскрыл глаза, но не двигался и покорно сидел, не шелохнувшись, как мумия, за все время не проронив ни слова. Женщина с помпонами закричала на сына:

— Что ты делаешь?!

Мальчик глянул на меня.

— Тетя вверх ногами, — заметил я.

Старик дрожащей рукой смахнул рисунки с лица. На щеках у него остались какие-то линии. Стараясь разгадать эти линии, я задумался и задремал.

Приснилось: река течет не вдоль берегов, а от одного берега к другому; вода очень прозрачная — на дне растет клубника. Я даже заметил гнилые ягоды. Протянул руку и проснулся.

Трамвай грохочет по городу. Я увидел в окне котлован, у кромки его — гору черепов и тут же несколько пустых бутылок из-под водки. Трамвай остановился. Я спохватился и вышел.

Не успевшая пожелтеть листва осыпается охапками. Облака на небе — словно клубки мускулов. Ветер сумасшедший. Все чаще выглядывает солнце. Я перешел с теневой стороны улицы на солнечную и, оглянувшись, увидел: какая синь — там, где я только что шагал. Над крышами небо уже обнаженное, яркое, цвета небесной крови.

Вдруг из-за угла прямо на меня выскакивает пожилой мужчина с синяками на розовом и пухлом лице. Я сделал шаг в сторону и направился дальше, но мужчина бросился за мной с некоторым даже нахальством, казалось бы, совсем не свойственным его интеллигентному виду и ясной улыбке.

— Извините! — воскликнул мужчина. — У вас не найдется два целлофановых мешочка?

— А одного вам мало? — спрашиваю; тут я заметил, что мужчина босой.

Он пояснил:

— А то меня домой не пустят.

— Пакетов у меня нет, — говорю резко и — смягчился: — Можно зайти в магазин и купить. У вас есть деньги?

— Как раз денег у меня нет.

— Давайте зайдем в магазин — мне все равно надо, — говорю. — Я вам куплю.

— Буду очень благодарен, — раскланялся незнакомец.

Я открыл перед ним дверь, и мы вошли в магазин.

— Вы хороший человек, — продолжал незнакомец. — Я как увидел ваше лицо, так и бросился к вам. У вас на лице написано…

Я молчу, хмурясь. Мы поднимаемся по скользким, вылизанным ступеням.

— Наверно, вам очень холодно по ним подниматься, — говорю.

— Нет, ничего, — отвечает незнакомец.

Он шлепает очень звонко по бетону. На втором этаже продавщица закричала на нас:

— Вы что, не видите — обед!

Мы поворачиваемся — и стали спускаться — так же торжественно…

— Извините, что я в таком виде и без рубля в кармане, но к завтрашнему дню… — пробормотал незнакомец.

— Я сегодня уезжаю, — говорю.

— Ах, как жаль, — огорчился мужчина. — А как далеко вы уезжаете?

— В Америку, — говорю, чтобы отвязался.

Наверх поднимается девочка с сеткой. Гулкое помещение наполнилось звоном пустых бутылок.

— Еще обед, — говорю девочке, но она на мои слова не обратила внимания и продолжает подниматься.

— В Америку?! — с отчаянием закричал незнакомец, когда мы вышли на улицу.

— Если пройти в ту сторону — должен еще быть магазин, и обед там с трех до четырех, — говорю. — Надо поторопиться…

Мы спешим по улице. Прохожие оборачиваются на нас, поражаясь не столько босым ногам, сколько несоответствием моим и моего спутника во всех отношениях. Я замечаю: на нас обращают внимание все подряд, и это меня развлекает. Плохое настроение, которое с самого утра тяготило меня, сменилось самым превосходным. Я шел и посвистывал.

— Жалко, что вы уезжаете, — сказал незнакомец, — вы хоть адрес оставьте.

— В Америке?

— Да.

— Я не знаю в Америке адреса, — говорю.

— Тогда вы оттуда напишите мне, — попросил он. — Запишите адрес.

— У вас есть чем писать?

— Нет, но вы легко можете запомнить.

— У меня плохая память, — говорю, махая зонтиком.

На лбу у незнакомца образовалась глубокая складка. Она приподнялась, а все лицо опустилось.

Я заметил, как бедняга переживает, и поспешил: