Онлайн книга «Мы вышли покурить на 17 лет...»
|
Получив пощечину, зарыдала: — Ты, тварь! Ебешься там у себя!.. Да?! Ебешься?! Назаров подхватил рюкзак: — Сегодня часть возьму. Вернусь из Харькова — остальное! — Не-е-ет! Сейчас! Или будешь манатки свои, — мстительно пнула ближний баул, — с помойки забирать! — Выскочила за ним на лестничную клетку. — Я не шучу! С помойки!.. Дома Назаров сложил походную сумку, дождался вечера и снова поехал на вокзал. Ночью почти не спал: ногам тесно — лежал скрюченный, точно Электроник в чемодане, храпели соседи, думы одолевали… Вадюха с утра позвонил в поезд, Назаров как раз проехал таможню — с испорченным настроением. Никаких паспортных проблем, просто былое некстати вспомнилось. Белгород. Проехали пограничное село Долбино, и хмурый Назаров подумал, что, если бы он был поэтом, обязательно снял бы в Долбино на осень домик, а потом объединил написанные там стихи в цикл «Долбинская осень». Только Назаров стихов не сочинял, а вот Вадюха запросто мог: Папе больно — Опять геморрой, Я обозван циничным дебилом… С колокольни Весенней порой Я его обзову крокодилом… Назаров усмехнулся строчкам, и тут, словно поймав его флюиды, позвонил Вадюха уточнить помер вагона — он всегда встречал Назарова. * * * Назаров увидел на перроне долговязого, белобрысого, похожего на немца Вадюху и в груди защемило. Тот пришел в знакомой до боли кожаной курточке. Назаров вспомнил — ей, наверное, лет двадцать было — рыжей, из лоскутков. Вадюха в ней еще в институт бегал… Обнял Назарова: — Привет, братушка!.. Назаров почувствовал под ладонями торчащие Вадюхины лопатки и отметил, что друг похудел с последней встречи. Вообще одни кости. Под уставшими глазами синюшные обрюзглости, морщины на лбу. Зато не видно седых волос, потому, что блондин. А Назаров основательно за минувший год поседел… Вадюха попытался взять у Назарова сумку. — Сам донесу! — воспротивился. — Ничего ж не весит. Они спустились в подземный переход, вышли на привокзальную площадь. Для конца апреля было прохладно. С неба чуть накрапывало — реденькие стылые брызги. — Узнаешь? — Вадюха, шутливо красуясь, поиграл рыжими бортами куртки. — Светка неделю назад вещи перебирала на выброс и нашла. Я померил — как раз. Вполне можно носить. — Шик, — улыбнулся Назаров. — Турецкий винтаж образца девяносто второго года. — Турецкий что? — переспросил, оглядываясь, Вадюха. — Винтаж, ретромода… Да хуй с ним, — Назаров приобнял Вадюху. — Лучше скажи, чего ты похудел так. Совсем ничего не жрешь? — Да жру я, — успокоил Вадюха. Спохватился: — Поедем ко мне завтракать? Или сначала на квартиру? — Давай на квартиру, потом в городе перекусим… — Как скажешь, Назарыч… Прошли мимо сквера с фонтанами. На другой стороне дороги Назаров увидел Вадюхину синюю «девятку». Бросил на заднее сиденье сумку, сам сел впереди. С зеркала заднего вида пропал многолетний висельник — скелетик, вместо него болтался освежитель-елка, а на панели появился образок с Николаем Чудотворцем. Поехали в центр, на Пушкинский въезд. Назаров всякий раз заново привыкал к Харькову. После Москвы ему все здесь казалось маленьким, кукольным, будто попал из взрослого мира на детскую площадку. И между собой и Вадюхой ощущал легкое, почти невесомое отчуждение — тончайшая пленочка. Впрочем, знал, к завтрашнему дню от нее и следа не останется… Вадюха, наверное, тоже Назаровский холодок чувствовал и давал Назарову время для адаптации — не шумел, не балагурил, как обычно. — Глушак поменял, ступицы, — пересказывал машинные новости Вадюха. — У меня там совсем пиздец, да? — поинтересовался Назаров. — Хаос? — Да нормально все… — Жрешь плохо, — вспомнил первое ощущение от встречи Назаров. — Не заболел? — Выздоровел уже… — А что было-то? — Пневмоторакс… — Пневмо-чё? — Торакс. Я же писал тебе. Ну, легкое у меня схлопнулось. Заново надували… — А я не понял, — Назарову стало неловко. — Думал, ты про насос какой-то. Пневматика… Точно выздоровел?.. И заговорил о Москве, Ларисе, дробилках — уже много лет одинаковыми, ворчливыми словами. * * * В квартире действительно ничего фатального не произошло. С первого взгляда бросалось в глаза только отсутствие дивана. Назаров бродил по комнатам и перечислял потери. — Вот бляди, а? Вадюх! Ну, я понимаю, плазма была бы! Но телек старый зачем пиздить?! Объясни мне?! — А холодильник зачем? — спокойно удивлялся Вадюха. — Уроды потому что! — И вертушки я что-то не вижу… Хуясе! Как паркет исцарапали!.. — придирался Назаров. — Это еще «педофилы» малолеток приводили на оттакенных коблах. — Вадюха показал пальцами размер. — Танцы устраивали. Наташка, соседка, жаловалась, что шумели. Я же говорил тебе… — А где антресоли? — Назаров замер посреди коридора. Между кухней и санузлом под потолком раньше находились антресоли. А теперь зияла незанятая прямоугольная пустота. — Сгорели, еит… — Вадюха явно не ожидал вопроса. — Три года назад, еще «шибздик» жил. Соседи сверху залили, произошло короткое замыкание. Рассказывал же тебе. Я специально потом проводку убрал, новую развязку сделал… Назаров вспомнил, действительно был когда-то мини-пожар. «Шибздик», по счастью, находился дома, успел предотвратить большую беду и вызвал пожарных… Не обратил Назаров внимания на Вадюхины слова, потому что в квартиру редко заглядывал — и мельком. В порядке все — и ладно. После сгоревшей проводки Вадюха произвел косметический ремонт в коридоре, а едва «шибздик» съехал, сразу заселил «педофилов» — понятно, что не настоящих извращенцев — просто мужики частенько водили в «офис» совсем уж юных девчонок — со слов Вадюхи… Антресоли, хоть и запирались на ключ, ничего ценного не содержали. Игрушки Назарова. Постельные: медведь, львенок, кошка-подушка. Это когда он совсем маленьким был, спал с ними в обнимку. Хранились два огромных пакета с солдатиками. Назаров в детстве очень любил сражения устраивать — масштабные, чтоб на ковре было сразу до тысячи общего войска. Смертью работал маленький механический паровозик. Назаров запускал его в дерущуюся толпу, и тот валил солдатиков без разбора, пока не кончался завод… Настольные игры лежали: футбол и морской бой. Противогаз, альбом с марками, пистолеты — дорогие сердцу пустяки, которые Назаров еще в детстве завещал будущему сыну. И все превратилось в огромную «дымовуху». И даже дыма не осталось. — Ну, а чего ты их там оставил, братушка? Мне бы в гараж отдал. |