Онлайн книга «Pasternak»
Он будто рассказывал с выражением сказку. Все такое красное стало. Три астролога спешили. За ними шли верблюди с подарками И мальеньки ослики. Мечтали о музеях красивих, И феях, и вольшебниках, О ельках новогодньйих. А так холодно било! Но они думали и о всьех на свьете Детках и мандаринках, И всех яблочках, и золотих шарах. Фермеры увидали животних и говорят: — О, и ми пойдем. — И это было как чудо. Аллилуйя, аллилуйя! Им даже жарко стало, К ним ангелы невидимие, Потому что без туловиш, Прилетьйели и босими ножками шли. Фермеры смотрьят — следы, А человеков не видно. Собачки гав-гав. Что за миляя история, аминь! У камня утьро наступилё. — How are you? — спросила Мария. — Can I help you? О, хай, ми — фермери и астрологи, Ми подарки принесли и тебе, И Джизус-беби. Аллилуя! Сейчас вас похвалим. Мария говорит: — Спасибо, Но ви фермери, Надо же гигиенично, Подожьдите на улице. Они говорят: — О да, конечно. — А потом, грубие такие, Ругаться начали. Верблюды кричали, А ослики их копитами били Так весело, аллилуйя, аллилуйя! Мария говорит астрологам: — А ви входите в отверстие. — Они зашли, Видят, Джизус-беби спит в дубе, В ротике осла и ноздрях бичка. Вдруг кто-то… Щас главное, слюшайте… В темноте слева кто-то Астролога отодвинул, Тот оглянулся. На пороге звезда Рождества в гости пришла, Стоит и смотрит на Марию. Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Толя сполз от смеха на землю, Степа просто визжал. Дядя Коля утирал слезы, Михалыч отмахивался руками, пока не скинул со стола бутылку с водкой. — Все, дурак, иди отсюда, — еле выдавил он. — Смотри, что из-за тебя вышло! — О, Библия, это же очень увлекателно. Я хочью пригласит вас на проповьедь в сегоднья, у шесть часовь, — американец напряженно улыбался. — Не, с нас хватит. — Дядя Коля посмотрел на Леху. — Вот такие у нас бывают концерты. Уссышься. — А мне понравилось, — неуверенно произнес Леха. Толя и Степа, приняв эти слова за шутку, прыснули. — Я серьезно, — сказал Леха. — Ну, подумаешь, акцент у него. Не страшно. А история интересная. — Ты че, шутишь? — вытаращился Михалыч. — Не, кроме шуток. Я бы сходил на проповедь, — сказал вдруг Леха. — Не, правда, мужики, интересно. — Ты че, Леха, охренел? — спросил дядя Коля. — Пьяный, что ли. Ты ж всего ни хуя выпил. — Нормальный я… — он посмотрел на американца. — А где проповедь будет? — Очьень недалеко, — с готовностью отозвался тот, — а ми можемь до этого много поговорьит о Боге. Леха поднялся из-за стола. — Ладно, мужики, спасибо за компанию, я пойду, наверное… — Ты куда, бля! — вскочил дядя Коля. — Ну я, бля, не понимаю ничего! Леха, еб твою! — Жилистой рукой он ухватил миссионера за отворот пиджака. — Ах ты ж пиздло! — Я на вас так не сержус. Так не сержус. Аминь! О, ми оба болшие грешники, но я спасйон, а ви нет! Будем же спасатьса вместе! — Что ты, сука, мозги ходишь ебать людям! Сядь, Леш, тебе нехорошо, наверное! Что ты ему веришь! — Вот здес пишут… — американец указал на Библию. — Так возлюбиль бог мир, что отдал сына своего единородненького… А читат надо — так возлюбиль бог Льеху — понимат надо! Аминь! — Ты, пидор, не отвечай за него! Леша, ну скажи что-нибудь, бля! Миссионер скромно потупился: — Ах, что может бит прекраснее, когда молодой человек говорит: Господь — Пастер наш! Пастер наш! — Ебло закрой! — всполошился и Михалыч. — Леха, ты присядь… — Вот есть про двоих малтшиков, — миссионер обморочно закатил глаза. — Петья говориль: «Мне не нужьно Библию, я не понимаю, что там». А Серьежа знал, что Петья покрал в саду у старушки яблуки, и сказал: «Одно, безусловно, ти можешь понят в Библии — вороват нельзя». И Петье било стыдно, и он говорит: «Ой, Господ видит все, что я делаю, аминь!» — И миссионер перекрестил сидящих своей книжкой. — Я хуею, — произнес, наконец, Толя, глядя, как Леха деревянной походкой удалялся вслед за американцем. — Уболтал его. — Да, бля, — почесал дядя Коля седеющий, будто загаженный птицами, затылок. — Первый раз такое вижу. Нормальный же был парень. Что с ним случилось? — Душа — потемки, — сказал Михалыч. — И сколько мы его знаем… Второй день. — Я такое слышал, — мешал карты дядя Коля, — эти проповедники по-русски говорят, и сами они русские, а только из какой-то зловредности слова коверкают, хотят на настоящих американцев походить. — Хуею… — шептал Толя, переглядываясь со Степой. Леха шагал рядом с миссионером, то и дело тормоша его за плечо: — Понимаешь, по жизни все вроде нормально. Зарабатываю достаточно. Квартира трехкомнатная, машина. А на сердце тоскливо. — О, это да, — сочувственно кивал американец. — Не знаю, что со мной сегодня произошло. Я родителям бы такого не рассказал, а тебе — пожалуйста, все раскрыл. — У тебья были трудности и извращьенья. А теперь все будьет хорошо. У меня тоже были извращьенья, но я избавился. — И, понимаешь, — продолжал Леха, — главное — одиночество, леденящее одиночество и страх. А душа чего-то запредельного просит. |