Книга Секреты леди, страница 7 – Анна Бартон

– Но я вовсе не… – Дафна внезапно замолчала и посмотрела вниз, на ногу, которую граф, сам того не замечая, начал рассеянно растирать. – Что случилось?

Он тут же убрал руку и твердо покачал головой. Рана не обсуждалась никогда и ни с кем. Меньше всего на свете хотелось стать объектом болезненного любопытства или, хуже того, сочувствия.

– Мы понимаем друг друга, мисс Ханикот?

– Лично я понимаю, что вы не считаете меня достойной матримониального интереса лорда Билтмора.

– И готовы отклонить его внимание?

– Не могу сказать ни да ни нет. Чтобы обдумать требование, необходимо время.

– На вакантное место вы с легкостью найдете другого богатого аристократа. – Граф всего лишь хотел подчеркнуть положительную сторону вопроса, однако презрительный прищур голубых глаз и сжатые кулачки красноречиво объяснили, что благородное намерение было воспринято ошибочно и не получило достойной оценки.

– Наверное, вы удивитесь, милорд, узнав, что я не рассматриваю джентльменов в качестве взаимозаменяемых предметов.

– Значит, вы к нему неравнодушны? – Неудобная мысль ни разу не приходила в голову, а нога, черт возьми, болела все сильнее и сильнее, как будто невидимый враг прижигал мышцы раскаленной кочергой.

Мисс Ханикот слегка нахмурилась; на лбу, как раз над левым глазом, появилась крохотная ямочка.

– Не знаю. Мы друзья. Возможно…

– В таком случае договорились. Вы дадите ему мягкую и деликатную отставку, а я ни слова не пророню о портрете.

Из коридора донеслось пение. Фальшивое. Сестры Шербурн предупреждали о своем возвращении.

– Очень рад, что нам все-таки удалось достичь соглашения.

Хотелось бы услышать подтверждение сделки, однако мисс Ханикот посмотрела недоуменно.

– И все же, почему вы так уверены, что на портрете изображена именно я?

Графу и в голову не пришло солгать. О чем угодно, только не об этом.

– Вы излучаете свет.

– Прошу прощения?

– И на картине, и в жизни вы сияете.

Утверждение безоговорочно соответствовало правде. Ни одно живое существо не светилось подобно мисс Ханикот, и дело было вовсе не в пышных светлых волосах, не в прозрачной коже и даже не в ярко-голубых глазах. Свет струился изнутри и заставлял с болью осознавать, каким холодным, сырым, темным окопом была жизнь графа Фоксберна.

Розовые губки приоткрылись, как будто она… что? Удивилась, обиделась, растрогалась? В любом случае следовало немедленно уйти. Граф вежливо кивнул и направился восвояси, всеми силами стараясь заставить больную ногу двигаться естественно, а не стучать по полу безжизненной деревяшкой.

– Лорд Фоксберн.

Проклятие! Дверь была уже совсем близко. Бенджамин остановился, повернулся и вопросительно вскинул бровь.

– Хотелось бы уточнить. – Мисс Ханикот медленно подошла, и сердце взволнованно зачастило. Странно, с чего бы это? – Где вы видели картину? – Она словно спохватилась и добавила: – Портрет, который считаете моим.

– Не беспокойтесь, он находится в частной коллекции.

– И в чьей же?

– В моей.

Ответом послужил неясный звук, похожий одновременно и на вздох, и на стон.

– Всего хорошего, мисс Ханикот.

Чтобы не упасть, пришлось схватиться за спинку кресла.

Хуже не придумаешь: портрет находится у графа.

Дафна глубоко вздохнула и постаралась подавить растущую панику. Как же ему удалось заполучить картину?

И, что еще важнее, где вторая?

С Томасом они были знакомы с детства, и он уверял, что портреты предназначены для богатого, склонного к сельскому уединению сквайра. Разумеется, в то время, когда Дафна позировала для портретов, она была простой, бедной, никому не известной девушкой из убогого квартала. А потом судьба решила поиграть в кошки-мышки: как только сестра вышла замуж и стала герцогиней, жизнь головокружительно изменилась. Разве хватило бы фантазии представить себя в кругу аристократов? И все же теплилась надежда, что опасные произведения друга детства так и останутся в далеком сельском поместье. Желательно, на чердаке – под большим ржавым замком.

И вот выяснилось, что одно из творений Томаса Слейта попало в руки лорда Фоксберна. Значит, и второе гуляет на свободе.

Оливия и Роуз ворвались в гостиную и увлекли подругу на диван. Дафна сложила руки на коленях и постаралась принять безмятежный вид. Не хватало еще расстроить милых заботливых невесток.

– Ну, рассказывай! – потребовала Оливия и шлепнулась рядом. – Какое послание от лорда Билтмора передал граф? Не иначе, как что-нибудь невероятно романтичное, правда?

Романтичное? Нет. Скорее ироничное. Но Дафна улыбнулась и попыталась выиграть время.

– Ничего особенного. – Она лихорадочно вспоминала вчерашний разговор с виконтом, чтобы найти какое-нибудь приемлемое объяснение.

– Не притворяйся! – Оливия толкнула подругу с неожиданной силой, так что Дафна едва не упала на колени к Роуз. – Вы с графом разговаривали больше пятнадцати минут, и в результате ничего особенного?

– Да, пожалуй, так и есть. – Дафна нервно теребила пояс лимонно-желтого платья: проницательный взгляд Роуз читал ее, как утреннюю газету. Точнее говоря, как колонку светских сплетен.

Дафна терпеть не могла ложь, но правда в данном случае была абсолютно неуместна.

– Лорд Фоксберн всего лишь хотел сказать, что…

Роуз взяла невестку за руку.

– Если речь шла о чем-то личном, можешь не рассказывать.

Оливия замахала руками.

– Ты с ума сошла? Как это не рассказывать? Она просто обязана сообщить всю правду – особенно, если дело личное.

И в этот миг Дафна, наконец, вспомнила достаточно безобидную и в то же время убедительную отговорку.

– Лорд Билтмор намерен совершить небольшое путешествие на побережье, чтобы навестить родственников. Несколько дней он проведет в Саутгемптоне, но надеется благополучно вернуться и встретиться с нами на музыкальном вечере сестер Ситон.

Что ж, версия достаточно разумная. Во всяком случае, вполне жизненная.

Оливия зажала открытый рот ладонями, и Дафна тут же испугалась, что ошиблась в расчете.

– Понимаешь, что это значит? – воскликнула Оливия.

Дафна настороженно посмотрела на Роуз.

– Возможно, лорд Билтмор хотел объяснить, почему в ближайшие дни его не будет в Лондоне?

– Нет. – Оливия раскалилась не на шутку. – То есть, конечно, так и есть. Но не только это, неужели не ясно?

– Боюсь, что не ясно, – призналась Дафна.