Онлайн книга «Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного»
|
И не заинтересовался бы вообще, все произошло нечаянно, просто услышал, как чистый, словно серебряный колокольчик, голос читал стихи о раненном любовью сердце. Почему-то это поразило в самое сердце, забыть не смог голосок. Потребовал привести новеньких, хотелось снова услышать этот голос, увидеть ту, которой он принадлежит. Их собрали в большой комнате, в углу посадили музыкантов, на диване среди подушек устроился сам Сулейман, почему-то мрачный и молчаливый, на соседнем валиде-султан, кизляр-ага суетился, как курица-наседка, стараясь, чтобы все было правильно. Только, как правильно, не знал никто, султан никогда не просматривал новеньких вот так. Ему все равно, новая ли наложница: ведь, взяв однажды, он редко запоминал их. Как можно запомнить женщину, если их перед тобой сотни? – Повелитель позволит показать девушек? – Какая из них пела? Хафса с изумлением смотрела на сына, а кизляр-ага снова засуетился, выводя вперед невысокую девушку: – Вот она. Хуррем. – Когда Повелитель успел услышать ее пение? – валиде поинтересовалась шепотом. Сулейман усмехнулся: – Ночью пела, когда даже соловьи спят. А еще стихи читала. – Он встал и подошел к девушке ближе. – Мне прочтешь? Роксолана чувствовала, что готова свалиться без чувств прямо здесь. Ей стоило большого труда взять себя в руки, просто поняла, что это единственный шанс побыть рядом с Повелителем хоть миг, хотя бы те минуты, пока читает стихи. Вскинула голову, подняла на него зеленые, полные слез глаза и прочитала: Не лови ту газель, которую гонит лишь страх. Ни к чему тебе птица, застрявшая в тонких силках. Излови соловья, выводящего трели на ветке, Но такого, какой не познал еще плена и клетки. Сулейман усмехнулся: – А что там было про сердечко? Губы Роксоланы чуть дрогнули. Повелитель запомнил стих? Повторила. Снова потупилась, силясь не залиться слезами. Он поднял ее лицо за подбородок: – А плачешь чего? Хотела сказать: от любви, но не решилась, только посмотрела и одним взглядом все сказала. Валиде не поверила своим глазам: Сулейман… покраснел! Повелитель, перед которым трепетала половина мира, покраснел, едва глянув в залитые слезами зеленые глаза своей наложницы! О, Аллах! Они переглянулись с кизляром-агой, словно спрашивая: не снится ли? А Сулейман, смутившись, вдруг попросил: – А… танцевать можешь? Сказал, только чтобы что-то сказать, чтобы не стоять столбом перед этой девчонкой, которая ему по плечо, не краснеть от слез в ее пронзительно-зеленых глазах. – Да. Прошептала, не в силах произнести громче. Уже внутри поняла, что если отвергнет, то завтра в петлю. А где-то в глубине души знала другое: не отвергнет! – Ну, так танцуй! – выручила смутившегося сына мать. Султан остался стоять, глядя на нее, такую маленькую, сверху вниз. Роксолана кивнула, музыканты затянули мелодию. Ей бы скинуть халат, остаться в одних шароварах и полупрозрачной полоске, скрывавшей грудь, заходить бедрами, как учили еще в Кафе, чтоб пожелал Повелитель заключить эти бедра в объятья своих ног (так твердила им Зейнаб!). А она вдруг… повела плечиком и поплыла лебедушкой! Ногами перебирала мелко-мелко, отчего казалось: не идет, а плывет над землей. Глаза опустила долу, бровями чуть дрогнула, ручку отставила – лебедь она и есть! И золотистые волосы, скрывшие всю спину… Если и мог выбраться из любовного омута Сулейман, то после этого совсем нырнул в него, не оказывая сопротивления. – Приведешь ко мне, – бросил кизляр-аге почти на ходу, самому сказать Роксолане, чтобы была готова, не хватило духа, боялся еще раз глянуть в эти зеленые глаза и пасть перед ней на колени прямо там, на виду у всех. Роксолана растерянно смотрела вслед. Даже имени не спросил! Вот тебе и стихи, вот тебе и танец. К девушке подскочил кизляр-ага, запричитал: – Слышала, что сказал Повелитель, слышала? Иди, подготовься. Сейчас же иди! – К чему? Кизляр-ага только ручками всплеснул, валиде-султан рассмеялась, поднимаясь со своего места: – Повелитель тебя к себе позвал. Понравилась. Хафса была довольна. Все удалось без особых трудов. В том, что эта девочка долго в объятьях Сулеймана не задержится, не сомневалась, но на время мысли султана займет, а главное, мысли Махидевран и Гульфем. Теперь у них будет соперница. Странная соперница, перед которой покраснел сам Повелитель. Валиде-султан знала, что если промолчит кизляр-ага, то уж видевшие всю сцену наложницы непременно разнесут подробности по гарему. Запретить бы, но она даже кизляр-аге, который попытался сказать рабыням, чтоб не болтали, сделала знак: – Пусть болтают. У Повелителя новая икбал – Хуррем. Кизляр-ага не выдержал, снова всплеснул руками: – Из рабынь в икбал, минуя гезде! Это и впрямь удивительно – новенькая так понравилась Повелителю, что он выделил ее столь необычным способом. Но кадина Махидевран не позволила новой наложнице посетить спальню Повелителя; это к лучшему, потому что на следующий день он приказал привести ее к себе как была – не наряженной и не раскрашенной. Даже теперь, через много лет, вспоминая тот вечер, Сулейман не мог сдержать улыбку… Он стоял, отвернувшись к окну и прислушиваясь, уже по легким шагам понял, что пришла та, которую ждал, но обернулся на всякий случай с серьезным, почти строгим лицом. И увидел испуганную девочку, просто не знающую, как себя вести. – Подойди сюда. Она сделала два шага и остановилась, не решаясь ни шагнуть ближе, ни пасть на колени, потому что он смотрел в лицо. – Вчера тебя не пустили? – в голосе смех. – Нет. – А сегодня ты не причесана… – его пальцы уже касались волос, вызывая у нее дрожь, – не одета… – Я не успела, Повелитель… Кизляр-ага торопил… – Я приказал. Пойдем, – сильная рука взяла ее за руку и потянула во вторую комнату. Халат остался валяться на полу в первой. Это была спальня и, видно, личная библиотека, потому что стояла кровать под большим балдахином, диваны, а на столике лежали книги. Заметив взгляд Роксоланы, прикованный к фолиантам, Сулейман улыбнулся: – Читать умеешь? – Да. – Любишь? – Да. – Садись. Роксолана присела на краешек большого дивана. – Где научилась? – В Кафе. |