Книга Школа гетер, страница 11 – Елена Арсеньева

Льющую слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:

Гектора это жена, превышавшего храбростью в битвах

Всех конеборцев троян, как сражалися вкруг Илиона!

Скажет — и в сердце твоем возбудит он новую горечь:

Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства!

Но да погибну и буду засыпан я перстью земною

Прежде, чем плен твой увижу и жалобный вопль твой услышу… [11]

— Зачем ты говоришь мне это, отец? — испуганно спросила Доркион.

— Затем, что не в добрый час связал я Кутайбу клятвой привезти тебя с Икарии! И только теперь это понял… Слишком я слаб, чтобы защитить тебя от этих скотов, и вся надежда теперь на побратима и на то, что покину я сей мир прежде, чем увижу твои мучения, — прошептал Леодор побелевшими губами, и глаза его были полны ужаса.

Доркион повернулась и увидела, что взгляд отца устремлен на Кутайбу и Терона, которые, стоя неподалеку, яростно спорили о чем-то.

Вдруг молодой мореход презрительно махнул рукой и направился к Леодору.

Доркион подползла ближе к отцу и прижалась к нему.

Терон остановился. Снизу его исчерченное шрамами лицо казалось еще более уродливым и страшным, и у Доркион вдруг мелькнула мысль: а каким он был раньше, этот совсем еще юный человек, — до того, как меч или нож врага оставил эти ужасные отметины на его лице? Был ли красивее и добрее? Может статься, уродство лица изуродовало и его душу?

— Леодор, ты знаешь, что мы исполнили твое желание, когда, в обход привычных путей, свернули на Икарию, чтобы забрать твою дочь. И вот она здесь. Но ты ведь также знаешь, что именно из-за этого захода на Икарию мы попались на глаза пиратам. Многие наши люди тогда погибли. Кое-кто ранен. Мы думаем, что наша преданность тебе должна быть вознаграждена!

— Ты забываешь, что я тоже был ранен в той схватке и что именно я сразил капитана пиратов! — запальчиво начал было Леодор, но тут же тон его смягчился, сделался заискивающим: — Хорошо, хорошо, ты, конечно, прав, Терон! Преданность и отвага требуют награды. Моя добыча в этом путешествии очень велика. Возьмите половину всего, что принадлежит мне. Нам с дочерью хватит того, что останется.

— Ты забываешь, Леодор, что ты сейчас не в силах нам противостоять, даже если мы захотим забрать у тебя не половину добычи, а всю, — хмуро сказал Терон. — Однако твое имущество нам не нужно. Благодаря щедрости Фания у нас и своего прибавилось! Но никакие деньги не утолят нашего голода. Мы не желаем ждать до Афин! Нам нужна женщина… сегодня, сейчас! Ты должен отдать нам свою дочь.

Леодор побагровел; казалось, возмущение придало ему силы. Он приподнялся на локтях, с ненавистью глядя на Терона, как вдруг лицо его поблекло, и побелевшими губами он смог только прошептать:

— Кутайба! Твоя клятва!

Потом он рухнул навзничь, содрогнулся… кровь хлынула у него изо рта, и Доркион поняла, что утратила отца, едва успев найти его.

Она была слишком потрясена, чтобы рыдать, просто сжалась в комочек у его тела, вся дрожа, и с надеждой уставилась на Кутайбу.

Тот подошел, склонился над Леодором и мягким движением ладони закрыл ему глаза. Твердые губы его дрогнули, он прошептал что-то на непонятном Доркион наречии — может быть, это был его родной язык, тот самый, на котором слово «лаис» значило «львица»…

Потом сарацин пошарил в своем широком поясе и вынул оттуда несколько медных монеток — в обол каждая. Осторожно положил две на бледные веки Леодора и сказал — уже по-эллински:

— Передай это перевозчику… Но не спеши, подожди еще немного!

Тяжело вздохнул — и обернулся к Терону, за спиной которого настороженно собрались моряки.

— Друзья, — молвил Кутайба, — вы знаете, что мы с Леодором не раз спасали друг друга от смерти, что мы побратались, и я дал ему слово беречь его дочь как собственную жизнь. Однако разве я берег свою жизнь в бою или в шторм? Да или нет?

— Нет, — отозвались мореходы угрюмо.

— Разве я не был готов в любую минуту пожертвовать ею ради вас? Так или нет?

— Так…

— Вот и сейчас я готов отдать ради вас свою жизнь! Сердце мое рвется на части: я не могу нарушить клятву, данную побратиму, — и не могу оскорбить вас, друзья. Поэтому прости, Доркион, — обернулся он к девушке. — Предоставляю тебя своей собственной судьбе. Если богам будет угодно, они защитят тебя.

Кутайба выхватил кинжал и приставил его к горлу:

— Терон и вы все, делайте с ней что хотите, но если вы убьете ее, наши с Леодором тени не дадут вам покоя, пока не утащат в самые страшные бездны Аида! Побратим, я иду за тобой!

С этими словами он чиркнул себя лезвием по горлу и повалился на палубу, заливаясь кровью.

Ладонь его разжалась, и две медные монетки выкатились из нее. Два обола… Кутайба заранее приготовил свою плату перевозчику!

Доркион закрыла ему глаза, подобрала монетки и положила их на еще теплые веки.

А потом села, обхватив руками колени, и, покорно склонив голову, стала ждать, когда свершится ее судьба.

Постоялый двор в Пирее — портовом городишке на берегу Эгейского моря, морских воротах Афин — всегда был переполнен. Постоялый двор назывался лесха. Раньше, только что построенная, лесха выглядела как обычный дом: внутри просторный общий зал, снаружи — очаг под навесом, — но со временем к ней лепились все новые и новые пристройки, в том числе загородки для купален, так что теперь она имела весьма причудливый вид, и народу здесь с каждым годом появлялось все больше. Частенько случалось, что в лесхе находили приют не только прибывшие в Пирей купцы или странники, но и местные жители, у которых вошло в привычку проводить здесь дружеские пирушки. На столичный манер их называли симпосиями, хотя, чего скрывать, это были самые обычные попойки в шумной компании. Такие пирейские «симпосии» стали весьма популярны в округе, и, хотя в Афинах они были публично презираемы и осуждаемы, все же находились афиняне, которые не ленились потратить несколько часов пути, отделявшие город от порта, ради веселого времяпрепровождения. В лесхе всегда можно было забыть про жену, детей и прочих домочадцев и вновь ощутить себя свободным человеком, можно было вволю поболтать, узнать самые свежие новости от мореходов и по дешевке выпить вина какого-нибудь нового сорта, которое потом в Афинах пойдет втридорога, да еще и не всегда его отыщешь, а вместо него тебе подадут какую-нибудь повторную выжимку, которая только для рабов годится!.

К слову сказать, рынок рабов был здесь также хорош — опытные торговцы нарочно караулили суда и закупали оптом сразу большую партию, а то и две, пленных иноземцев, чтобы в Афинах распродать их поодиночке и хорошо на этом нажиться. Пирейская лесха славилась также тем, что здесь можно было найти еще не истаскавшихся наложников и довольно свеженьких наложниц — кому что больше нравилось.