Онлайн книга «Страсть в жемчугах»
|
– Я не в настроении общаться. Ведь это не преступление, верно? – Джозайя, позволь мне осмотреть тебя, – сказал гость, и было ясно, что тот настроен весьма решительно – ни за что не отступит. – Нет, Роуэн, потому что… – Всякий раз, когда мы собираемся, ты устаешь, – перебил доктор. – Ты закрываешь глаза, словно голова тебя беспокоит… Я бы подумал, что ты переусердствовал в вакханалии артистического безумия, но ведь это тебе не свойственно. И ты не напиваешься. – В самом деле? – Да. Я медик, Хастингс, и алкоголика с пятидесяти шагов определю, а ты… Думаю, даже у монахов больше пороков и недостатков. Ты не пьешь, а только притворяешься в компании. Что же может заставить человека так поступать и столь серьезно рисковать своей репутацией в кругу близких друзей? – Я художник, Роуэн. А моя репутация… – Нет-нет, давай-ка разберемся. Ты что, болен? – Это не твоя забота. – Очень даже моя. Ведь ты мне не какой-нибудь знакомый, а друг. К тому же сейчас, когда разворачиваются такие события… Скажи, твое поведение – это действительно какой-то вид артистического недуга? – А если я отвечу «да»? Ты тогда оставишь меня в покое, скажешь Майклу, чтобы прекратил опекать меня? Роуэн ненадолго задумался. – Если позволишь осмотреть тебя – то да, возможно. Черт побери! Джозайя чувствовал себя загнанным в угол – как пойманный на лжи ребенок. Но гордость – это не то, от чего он хотел отказаться; гордость – его последняя опора и единственный щит, который имелся у него против… неизбежного. – Если вы меня осмотрите, тогда вы мой доктор, Уэст. И дружбу в сторону, а вам придется держать при себе то, что я доверю, так? – Да. – Слово джентльмена? – Слово медика, Джозайя. Но если тебе нужна другая клятва… – Нет-нет, вполне достаточно. Джозайя подошел к окну и скрестил на груди руки, собираясь с мыслями. Он не раз представлял, как сообщит новость Роуэну или даже Майклу, но в его фантазиях это было своего рода проявление храбрости, краткое заявление, во время которого он будет полностью контролировать себя, а потом спокойно продолжит заниматься своими делами. Но реальность – да еще в присутствии Роуэна – оказалась пугающей… Джозайя медленно повернулся к другу и тихо проговорил: – Со мной ничего страшного. Я не умираю, Роуэн. Даю слово. Этого довольно? – Нет. «Черт, от него не отделаешься! Я практически признался, что проблема есть, и теперь он вцепится, как терьер в крысу, вытрясет все, что ему нужно…» – Меня не нужно осматривать, доктор Уэст. Мои проблемы – это пустяки. – Хорошо. Тогда поговорим о пустяках. А еще лучше – сними рубашку и начнем осмотр. – Я слепну, Роуэн. Уэст тихо выругался. – Ты уверен? Джозайя коротко кивнул. – Да. С тех пор как мы вернулись в Англию, зрение неуклонно становится хуже. – Насколько плохо сейчас? Джозайя пожал плечами. – Передо мной в основном только старый добрый лондонский туман и какая-то серая пелена, но я еще могу различать комнату и лица. И могу передвигаться по улицам. Порой же туман сгущается в черные пятна, которые плавают вокруг. И я уверен: со временем они увеличатся в размерах и тогда туман превратится в темноту. – О Господи… – прошептал Роуэн усаживаясь. – Подумать только… А я боялся найти у тебя чахотку… Джозайя улыбнулся. – Что ж, я рад избавить тебя от присутствия при моей агонии. – Ты относишься к этому ужасно несерьезно, Хастингс! – Видимость обманчива, Роуэн. А слепота – это только вопрос времени, и темнота непременно победит. И все же странно… Мы бежали из кромешной темноты подземной тюрьмы, но я каким-то образом унес темноту с собой – можешь себе такое представить? Обрести свободу только для того, чтобы понять, что в мире существуют и другие тюрьмы… Но теперь я уже спокоен и контролирую себя… Как могу. Единственная трудность в том, что я не знаю, сколько времени мне осталось. – Джозайя вернулся к холсту и тихо добавил: – Поверь, я неплохо справляюсь. Так что не нужно меня жалеть. – Тебя смотрел профессионал? Ты абсолютно уверен, что… – Да, Роуэн, да. На оба вопроса отвечаю «да». И нет от этого ни лекарства, ни лечения. Поэтому, предвосхищая твой следующий вопрос, сообщаю, что не собираюсь напрасно тратить время и силы на их поиски. – Переставляя на своем рабочем столе знакомые предметы, Джозайя добавил: – Если же это ваш обычный подход к больному, доктор Уэст, то вам есть в чем совершенствоваться. – У тебя неправильно застегнуты пуговицы. Я должен был догадаться… – Черт побери! Почему все так решительно настроены придираться к человеку из-за состояния его сюртука?! – Найми камердинера, если тебя это раздражает. – Нет! Мне больше никто в этом доме не нужен! И без того трудно сосредоточиться. Я не инвалид, чтобы кто-нибудь завязывал мне галстук и натягивал на меня штаны! Роуэн улыбнулся. – Значит, скромная жизнь непризнанного художника тебе подходит?.. Джозайя тоже улыбнулся. – Думаю, да, вполне подходит. Конечно, у меня солидное состояние, но я предпочитаю сам заботиться о своих пуговицах. – По крайней мере ты можешь позволить себе столько свечей, сколько захочешь. – Вот именно. Золотая жизнь! – Джозайя отмахнулся от горьковато-сладкого укола жалости к себе и проворчал: – А теперь оставьте меня наедине с моей живописью, доктор Уэст. И не забудьте закрыть за собой дверь. Художник требует уединения, когда работает. – Джозайя, среди нас нет человека, который не оказал бы тебе поддержку, не предложил бы помощь… – Нет, спасибо. Я не сомневаюсь в вашей дружбе, и у меня нет никаких вопросов относительно верности моих друзей, доктор Уэст. Но я слишком гордый. Да, гордыня – грех, но я хочу оставаться сильным так долго, как смогу. И не хочу жалости, хочу быть самим собой. Хочу рисовать и радоваться тому, что мне осталось. Я каждый день гуляю по Лондону, и я сам себе хозяин, Роуэн. – Это не жалость, а… – Ты все равно будешь нянчиться со мной, если я это тебе позволю, – перебил Джозайя. – Нет, не сказал бы… – Роуэн поднялся и взял свой плащ. – Я сохраню твой секрет насколько получится, Джозайя. Но если дойдет до безопасности «Отшельников» или твоей безопасности… – Доктор умолк, но было ясно, что он хотел сказать. Джозайя с улыбкой ответил: – Другого я от тебя и не ожидал, Роуэн. Спасибо. Молча кивнув, Уэст оставил друга наедине с его живописью. |