
Онлайн книга «Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме»
Сулейман перевел взгляд с одной женщины на другую. Поднял руку… Застыли евнухи. А султан обронил прозрачный, легкий платок, развернулся и ушел. Кизляр-ага был уже рядом с Настей: — Следуй за мной! — приказал строго. Настя зажмурилась, испуганно закрыла лицо руками, приготовившись к смерти. И вдруг услышала от него мягче: — Пойдем! Тебя ждет султан! Здесь Настя растерялась. Посмотрела на Махидевран, застывшую в лучших своих одеждах, как громом пораженная. Настя пошла, а Махидевран разорвала на груди свою одежду. Обнажилась большая, крепкая грудь, но Настя и не оглянулась. Не помнила, как и куда шла и как оказалась в небольшом краеугольном будуаре гарема, где в зарешеченные окна заглядывал синяя, душистая сирень. Султан полулежал на широченном высоком ложе, на трех матрасах, на простынях из тонкого полотна, с множеством подушек, все в зеленых красках — красках Османов. На нем не было тюрбана. Сердце Насти билось так сильно, что она оперлась об окно. Молодой Сулейман встал, подошел к ней и взяв ее за руку, повторил свой вопрос: — Как давно ты здесь? — Три недели, — ответила она взволнованно. Заметив это, повелитель и спросил: — Ты почему такая испуганная? — Я не испугана, — отвечала тихо, — теперь не знаю, как покажусь на глаза своей госпоже, которой я невольно отменила твой приход. Настя забыла от испуга добавить какой-нибудь титул, принадлежащий Халифу. Он очевидно принял этот промах на счет незнания языка и обычаев. И улыбнулся: — Ты вовсе не должна показываться ей на глаза. — Разве не так же плохо мне теперь будет у любой из твоих жен? — вздохнула. Султан теперь уже весело засмеялся: — Ты, как вижу, не знаешь, что ту женщину или девушку, к которой султан хотя бы раз прикоснется, отделяют и дают ей личных невольниц и евнухов. Поняла. Вспыхнула от стыда… Ответила: — Мусульманам Коран запрещает насиловать невольниц против их воли. Молодой Сулейман посерьезнел. Отпустил ее руку и с удивлением спросил с ударением на каждом слове: — Ты знаешь Коран? — Знаю, — ответила уже немного смелее. — И знаю, что ты могущественный хранитель и исполнитель заповедей Пророка. — Кто учил тебя Корану? — Набожный учитель Абдуллах, в Каффе, в школе невольниц. — Он хорошо учил тебя… — не без гнева сказал обиженный султан, которому еще никто не смел отказать. Но любопытство победило гнев, и он спросил уже спокойнее: — Ты веришь в Пророка? — Я христианка, — ответила уклончиво. Улыбнулся, думая, что уже имеет преимущество над ней: — И как же ты можешь полагаться на книгу Пророка, если не веришь в него? — Но ты же веришь! — ответила она естественно и весело, и этим совсем обезоружила его. — И ты здесь решаешь, не я. — А ты умная! — удивился Сулейман. — А по своей воле осталась бы здесь, если бы я решил взять тебя в свой гарем на правах одалиски? — Ты не сделаешь этого, — ответила. — Почему? — Во-первых потому, что я христианка. — А во-вторых? — Во-вторых потому, что я только как служанка послушная… Опять удивился Сулейман этой странной беседе: — Во-первых, ты и как служанка не совсем послушная! — А во-вторых? — уже раскованнее спросила девушка. — Во-вторых — говори ты в-третьих, потому что не закончила. — Закончу! — тряхнула она своим золотыми волосами. — Поэтому в-третьих я думаю, что только тогда можно отдаться мужчине, когда его любишь… Растерялся немного султан. — Значит, тебе нужно понравиться? — спросил немного насмешливо. — Да, — ответила наивно. — А ты знаешь, что я за такие слова я мог бы взять тебя силой в свой гарем как рабыню? — И имел бы только рабыню… — спокойно ответила Настя. — Понимаю. А как женщина ты хотела бы, чтобы твоей воле подчинялись все мои палаты. Правда? — Нет, — ответила искренне как ребенок. — Не только палаты, но и вся твоя земля! — и вызывающе тряхнула своим золотом. Сулейман был удивлен сверх меры. Тень жесткости совсем исчезла с его уст… Подошел к окну, вглядываясь в ясную ночь. — Я задал тебе много вопросов… Спроси меня, о чем хочешь… — Повернулся к ней. Настенька внимательно посмотрела на него — не глумится ли. Нет. Спросила серьезно: — Почему у тебя покрасневшие глаза? И снова был поражен султан. — Потому дел было много… Но так спрашивала только одна женщина — моя мать, когда я был мальчиком… — Тихо сказал. — Какой подарок ты хочешь? Жемчуга, рубины? Что хочешь? — Позволь мне читать книги… Люблю поэзию, особенно персидскую. Омара Хайяма всего. Он такой радостный… — Ты знаешь персидский язык? — И арабский тоже. Хуже, чем турецкий, но понимаю… — Этого не может быть… — снова удивился Сулейман. — Учитель Абдуллах давал мне читать и твои стихи… Они у тебя такие грустные. Меня это поразило… Видимо, ты очень одинокий… Это окончательно ошеломило Сулеймана. Оцепенел. Неожиданно схватил ее за плечи и начал целовать со всей жаждой молодости. Защищалась изо всех сил. В борьбе с ней увидел молодой Сулейман серебряный крестик на ее груди, который держала она одной рукой, как если бы это был ее спасение. И этот крестик действительно защитил Настю от первого взрыва султанской страсти. Встал Сулейман, снял свой золотой султанский сигнет (символ власти), положил на шелковую подушку со словами: — Я снял свой сигнет, хотя это вопреки обычаям. Сними и ты свой крест. Но Настя, хотя и была уставшая, покачала головой — нет, и готова была защищаться дальше. И снова подошел Сулейман к окну, вглядываясь в звездное небо, а потом сказал тихо, не оборачиваясь: — Ты самая удивительная женщина из всех, что я знал… Кто ты, откуда, как тебя зовут? Настя смотрела на высокую фигуру Сулеймана с благосклонностью. Понравился он ей. Ответила, будто бы тихо пела: — Я с Украины. В школе невольниц меня звали Хюррем, а здесь твой славный сын называет меня Роксолана… Отец мой священник православный. Твои татары вывезли меня силой из дома, в день венчания. И продали меня как невольницу… — Ты была уже женой другого? — обернулся Сулейман. |