Онлайн книга «Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме»
|
«Нет, сейчас все прекратится. Я не поеду в проклятый Стамбул. Разве оттуда можно убежать в Украину? Никогда. Прости меня, Боже…» Настя перегнулась через толстый борт галеры. Плещет, бьется волна о корабль. Светит месяц, выстилая серебристую дорожку к призрачному горизонту. Тишина на корабле. Все спят. Только скрипят уключины, слаженно бьют весла по воде — полный штиль, и невольники-гребцы выбиваются из сил. «Сейчас, сию минуту… прыгну в воду… Все, прощай, белый свет!» Настя смотрит в воду, на сверкающие отблески. Неужели все кончено? Но какая-то сила прижимает ее к палубе, не дает и шагу ступить. Ой, не хочется умирать! Но не хочется и плыть за море — оттуда уже не вернешься в Украину. Лучше умереть… Но не одна она плывет. И там, в проклятой Турции, много украинцев. Отверженных, забытых, несчастных. А может, ей удастся чем-то помочь им, может, и отомстит за смерть родного отца и матери? А может, этот проклятый паша сделает ее своей женой или служанкой, и она убежит с казаками домой? Настя отходит от борта галеры. А снизу, из-под палубы, где сидят галерники, доносится песня. Тихая, печальная, и Насте удается расслышать некоторые слова: Бедная наша, бедная наша головушка, что чужая сторонушка… Девушка осторожно, чтобы не разбудить стражу и своего слугу-негра, спускается к галерникам, но они замолкают. Голые по пояс. На ногах кандалы. Одни гребут, другие лежат тут же на скамьях — спят после тяжелой каторжной работы. — Вы с Украины? — тихо спрашивает Настя. — Слышь, Семен? Она по-нашему говорит. — С Украины, дочка. — И ты, ты тоже с Украины? — Что, доченька? Жива ли еще она, наша матушка? — А звезды светят? — И давно ты оттуда? Те, что спали, просыпаются, они с жадностью смотрят на нее, ждут. — Третья неделя, как я с Украины. — Третья неделя… а мы… — Длинные весла падают в воду все медленнее и медленнее. — Братья! Это же будто бы вчера она там была… И откуда ты? — С Рогатина. — А мы из Черкасс… Из Сечи… Из Полтавы… Миргорода. — Рогатин… Далеко забрались бусурманы. — Во время Троицы налетели, — рассказывает Настя. — Изверги, осквернили Зеленое воскресенье. А кто сейчас гетман? — Ружинский… Разбили в прошлом и позапрошлом году Мелик-Гирея… Мой отец участвовал в походах. — Да, да… Евстафий, значит, гетман, пусть будет здоров! — Мало он по морю гуляет… — Не обленился… — Забыл о нас… Уже семнадцать лет прикованы… «Семнадцать лет, — шепчет Настя. — Это еще на свете меня не было». — Вот какие девчата в Украине подрастают! — Только кому эта красота достанется? Хану в гарем? — Не все же хану, останется и для Украины. Видишь, как красиво говорит. — Спасибо, доченька, что обратилась к нам. Расскажи еще что-нибудь об Украине. Галерники перестали грести, и корабль остановился. Тут же свистнула плеть, послышалась гортанная ругань часового, зашумели надзиратели, и невольники взялись за весла. — Иди, дочка, спасибо тебе, услышали живое слово с Украины, и уже полегчало. Заскрипели уключины, опять слышен плеск волны за бортом. Настя поднялась наверх, в свой угол. Когда утром Настя проснулась, корабль стоял. В окошке она увидела сверкающий на солнце город — высокие белые минареты, роскошные дворцы, низкие здания. Чужой город. И чужое небо — какое-то синее, непрозрачное, не такое нежно-голубое, как на Украине. Дальней, родной Украине… Послышался шорох, и Настя быстро укрылась по самые глаза. Вошел паша, уже не такой важный и напыщенный. Настя удивилась, когда он слегка поклонился ей и плавно протянул руку к окну. Сказал на ломаном украинском языке: — Вот Стамбул. Столица империи. А скоро тебе, Роксолана, окажут высокую честь — я тебя покажу царю царей, султану из султанов, наместнику Аллаха, великому Сулейману! — паша, произнося эти слова, приложил руку к груди и поднял кверху глаза. Настя не сдержалась, насмешливо улыбнулась — улыбнулась впервые за эти страшные дни, — слишком неискренни были ужимки пожилого паши при упоминании султана. «А зачем меня показывать Сулейману?» — подумала девушка. * * * Несколько дней Настю готовили к встрече с султаном, ее поселили в двух роскошных больших комнатах в девичьей части гарема — серале. Искусно зарешеченные окна выходили на бухту Золотой Рог, где покачивались дубы, галеры, парусники, бригантины. Настя видела гребцов — полуголых, обветренных, мускулистых. Среди них, видимо, были и земляки. Дверь вела в большой двор — там журчали фонтаны, пахло цветами и горделиво прохаживались стройные красавицы с черными длинными волосами и такими же черными злющими глазами. Да — невольницы султана из гарема. Настя вышла в сад, ее обступили одалиски, наложницы, старые валиде — жены усопших султанов, мрачно рассматривали юную красавицу. Настя не увидела ни одного участливого, даже теплого взгляда. Все смотрели с завистью, как на соперницу, и девушка чувствовала, что обитательницы гарема готовы ее растерзать. «Неужели мне суждено жить среди этих змей?» — тоскливо подумала Настя и скрылась в свои покои. Днями не отходила от окна, смотрела на бухту, всматривалась в горизонт. «Почему я не птица? Полетела бы в Украину, в свое село. Мама, мама, кто тебя похоронил? И где? А отец… А Трофим… Жив? Почему не спешит с войском запорожским освобождать христиан — земляков и свою сестру из неволи? Увы! Разве придут они сюда, на край света, за море Черное, холодное? Сюда и ветры с Украины не долетают. Не увидеть мне больше родного края, родительских могил, белой хаты, не увидеть и брата». Печалилась Настя. И злость, беспощадная ярость закипает на врагов, которые так внезапно, по-воровски ворвались в ее мирную, счастливую жизнь, осиротили, поработили… «Ну, я должна что-то сделать. Задушу хотя бы одного турка. Может, и самого султана! Нет, лучше сожгу дворец. Чтобы горел и огонь увидел бы весь мир. Чтобы и на Украине услышали, как отомстила Настя Лисовская!» Настя ходила по тускло освещенным покоям, и в ее голове созревали разные планы. Но остановилась она на одном: поджечь дворец. О, как будут гореть эти деревянные украшения, ковры, ткани. Она будет готовиться долго, терпеливо, но осуществит свой замысел. А вокруг девушки суетились служанки, евнухи-негры. Купали ее в душистых, ароматических купелях, подбирали роскошные наряды. Только к лицу Настя не позволяла прикасаться — ей не нужны румяна, белила, духи. И служанки, и евнухи удивлялись, натянуто улыбаясь. |