
Онлайн книга «Четыре сестры-королевы»
Она подходит к креслу, отодвигает Беатрису и с неторопливой царственностью усаживается сама, фрейлины расправляют ее платье и мантию. Королева указывает Беатрисе на кресло пониже, та садится, сложив руки на коленях, и говорит: – Карлу нужны войска, чтобы сражаться на Сицилии. Людовик дал свое согласие… – Quelle surprise! [67] – неделикатно фыркает Маргарита. – …Но только при твоем одобрении. – Голос Беатрисы смягчается: – Я и не знала, что ты достигла такой власти. – Только потому, что Людовик перестал обращать внимание на такие дела. Предпочитает выискивать богохульников, а не считать деньги, поэтому казной распоряжаюсь я. И крепко держу в кулаке ключи от сокровищницы. – Надеюсь, ты разожмешь кулак для нас. Для меня. – Не понимаю, что внушает такую надежду? – Твое сочувственное сердце. – Твой сарказм трогает. Как всегда. – Ты, конечно же, догадываешься о моем желании стать королевой. Этого достигли все мои сестры, а я – нет. – Я никогда не хотела быть королевой. Я хотела быть графиней Прованса. – Если бы могла, я бы с тобой поменялась. Маргарита внимательно смотрит на сестру, выискивая признаки неискренности, но видит открытое, как книга, лицо. – Пожалуй, ты можешь. Беатриса вздыхает: – Это потребует содействия Карла. А я не думаю, что он ослабит свою хватку и выпустит хотя бы один прованский замок. – Тогда и я не разожму кулак с ключом от сокровищницы. Во всяком случае, Элеонора больше нуждается в помощи Франции. – Ты готова отдать деньги и пожертвовать людьми ради безнадежного дела? Генрих уже потерял королевство. Симон де Монфор выиграл сражение и стал королем. И он обещал Карлу помощь. – Карл уже присягнул Симону как вассал? Боже мой, Беатриса! У тебя никакого чувства верности? – Я отговаривала его, но он не слушает. Карл с Симоном – давние друзья. Конечно. Симон провел много месяцев при французском дворе, следуя по пятам за Людовиком, как ребенок, живущий лишь затем, чтобы папа погладил его по головке. Людовику хоть и нравилось такое внимание, но он часто отвлекался на молитвы и самоистязание, оставляя Симона очаровывать придворных. Маргарита не поддалась на его навязчивую лесть, но Карл мгновенно подпал под его обаяние. – Если Симон такой близкий ваш союзник, пусть он и обеспечивает вас солдатами. – Ты же знаешь, что он не может. Денег он дал, но все его войска нужны сейчас ему самому. – Чтобы свергнуть нашу сестру. – Да, – краснеет Беатриса. Хриплый смех Маргариты – смех старухи, ха! – становится только громче при виде беспокойно насупившейся сестры. – Я могла бы выпросить для тебя войска у моего кузена Альфонсо Кастильского в обмен на четверть Прованса. Включая Тараскон. – Ты же знаешь, что я не могу этого обещать. – Тогда зачем зря тратишь время? – Маргарита вскакивает с кресла, и Беатриса съеживается, словно боясь удара. – Ты смеешь прийти ко мне за помощью, но не можешь ничего предложить взамен. – Когда мы с Карлом станем королем и королевой Сицилии, мы будем тебе ценными союзниками. Маргарита снова хохочет: – Ты уже показала свою ценность для меня. – Она поворачивается к кровати. – Оставь меня. Мне надо отдохнуть. – Сестра, пожалуйста! Не будь такой бессердечной. Я бы тебе помогла, будь это в моих силах, – не отступает Беатриса. – Лживые слезы, лживые речи. Слышала их от тебя больше чем достаточно. – Они не лживые! – Беатриса вцепляется в Маргаритин рукав так, что рвет шелк. – Сестра… – Хватит называть меня так. – Сестра. Сестра! Сестра! Сестра! Ты не можешь этого отрицать. Не можешь отречься от меня. – Ради бога, Беатриса! Твои истерики невыносимы. – Я много раз просила Карла за тебя. Ты не представляешь, сколько раз мы ругались из-за твоих прав на Прованс. – Это точно: не представляю. Потому что ты много раз мне говорила, что его желания для тебя важнее моих. – Никогда я этого не говорила! Но он мой муж, Марго. – Ты согнешься перед волей мужчины и вопреки своим интересам – и даже во вред твоим сестрам? – Маргарита вырывает свой рукав из настойчивой руки Беатрисы. – Значит, тебя воспитала не наша мать. – Да, нашу мать заботило, только чтобы в семье были королевы. – Ее голос срывается. – А меня воспитывал папа. – Как тебе не повезло! – с подчеркнутым сарказмом восклицает Маргарита, но Беатриса кивает: – Папа учил меня, что всем управляют мужчины. А женщины получают власть от мужчин. – Если не считать Белой Королевы. Теперь пришла очередь Беатрисы рассмеяться: – Ты думаешь, Бланка правила Францией? Воображаешь, что она была так могущественна? Ей нужно было ублажать совет баронов. Если бы она этого не делала, они бы согнали ее с трона и назначили править мужчину, пока не повзрослеет Людовик. Как в Англии бароны поступили с королем Генрихом. – Но у нее была своя власть. Она поступала так, как ей нравилось. – Думаешь, она хотела, чтобы ее сын женился на дочери бедного графа с юга? «Ты напоминаешь мне один из тех вульгарных цветков, что растут на юге». Маргарита не раз задумывалась, почему Бланка согласилась на брак Людовика с «деревенщиной». – Граф Тулузский был ее кузеном. Он хотел заполучить Прованс. – Но ведь не получил, верно? И в этом Бланка не могла ему посодействовать. Французские бароны хотели заполучить наши соляные копи и марсельский порт. После смерти папы они решили, что всем и завладеют – когда все перейдет к тебе. Но папа их перехитрил и оставил все мне. – Откуда ты знаешь? – Папины переговоры, помнишь? С Ромео, с Белой Королевой, с французскими баронами. Я присутствовала на них всех. Маргарита сидит на кровати, чувствуя, как что-то бьет ее в живот. Всемогущая Бланка не была так могущественна, как казалось. Знай Маргарита это, она бы действовала смелее и отстояла свою власть. – Как говорила мама, мы, женщины, должны помогать друг дружке, – говорит Беатриса. – Неужели ты мне не поможешь, Марго? Глаза Маргариты наполняются слезами. Она встает навстречу Беатрисе, и они заключают друг друга в объятия. Она замечает раздавшуюся талию Беатрисы – результат чрезмерного пристрастия к меду; ей самой слишком хорошо знакома эта слабость. Мама была права: они с Беатрисой очень похожи. – Я не могу ничего для тебя сделать. – Помогать Беатрисе значит помогать своему врагу. – Я скорее отрежу себе все пальцы, чем пошевельну хоть одним ради Карла. |