Книга Четыре сестры-королевы, страница 115 – Шерри Джонс

– Но матушка прочла его.

– Да, прочла, – подтверждает она.

– Как наследник трона…

– Который пока что принадлежит мне и твоему отцу. Я пока что королева. И говорю тебе: пусть горит.

Его друзья, положив тело Авраама на стол, собираются вокруг. Амо складывает покойному руки на груди, закрывает лицо. Роджер Лейбурн глупо ухмыляется, а лузиньянские кузены настороженно смотрят на Элеонору, словно боясь, что она нападет на своего сына.

– Пора возвращаться в Лондон, – говорит Ричард. – Не хочу, чтобы Эдуард узнал о моем неблагоразумии.

– Мне кажется, как раз сейчас ты за него расплачиваешься.

– Да. – Слеза скатывается по его щеке.

– Я и не представляла, что Беатриса способна на такую низость.

– Это с моей стороны низость. Я тоже винил Санчу в смерти Флории. И мучил ее за это до конца дней. А Беатриса только защищала сестру от бесчестья – и, возможно, от развода.

– Многие мужчины имеют любовниц. Но, как правило, не женятся на них и не разводятся с женами. Особенно когда любовница – еврейка.

– Да, но если бы Флория родила мне ребенка, об этом наверняка распространился бы слух. Что бы сказали твои дядюшки?

В частности, дядя Томас настоял бы на расторжении брака с Санчей. Она каждую неделю исповедовалась в своем грехе, что вышла за Ричарда, хотя обещала себя Иисусу. Как бы этот развод – и лишение детей наследства – повлияли на нее? Позор бы покрыл всю семью. И все же – задумать убийство и нанять простака совершить его…

– Не знаю, почему я была так потрясена, – говорит Элеонора Генриху ночью, лежа в постели. – Беатриса никогда не была похожа на всех нас. Она жила по своим правилам.

– Для меня это звучит так, будто она выполняла самое главное правило из всех.

– Какое же, дорогой? – Она целует мужа в щеку, радуясь, что его не отлучили от церкви, и благодаря судьбу за то, что она рядом с ним, любит его и любима.

– «Семья прежде всего». – Он с нежностью улыбается. – Ты забыла? Или теперь есть другое правило, важнее?

Позже, когда храп Генриха мягкими переливами заполняет темноту, Элеонора лежит и думает о сестре. Мы никогда не знали тебя, Беатриса. Самая младшая и полная амбиций, – или так они думали, – она никогда не казалась одной из них. Но в то время как они забывали о ней, она никогда не забывала о них – или о том, что они ее сестры. Маргарита рассказала, как Беатриса спасла ее от жизненного краха, а Элеонору – от мятежа. Но никто из них ничем ей не помог.

Париж, 1271 год

Возраст – 50 лет

Она медленно озирается. Все вокруг лежат в своих украшенных драгоценностями гробах: Людовик, Изабелла с мужем, Тибо, Тристан. Перед ней стоит Филипп – неожиданно он оказывается мужчиной в королевских одеждах и с модным пятнышком волос под нижней губой. Ей хочется поплевать на палец и вытереть эту кляксу.

– Они умерли с честью, – говорит он своим новым мужским голосом. Говорит так, будто ему больно. Она поворачивается к нему, но медленно.

– С честью? Утонуть в луже блевотины и дерьма? Я видела твоего отца с этой болезнью много раз. Он беспомощнее ребенка. – Она смотрит на его гроб. Просила же его не брать с собой детей. – Был беспомощнее.

Они высадились в Тунисе, вдали от Святой земли, во время удушающей июльской жары. С незначительными силами, Людовику не удалось взять столицу, и им пришлось ждать Карла с обещанными сицилийскими войсками. И они стали ждать. Больше месяца стояли лагерем у Карфагена, у его стен, терпя палящее солнце, мух и жажду. Вскоре начали пить из грязного пруда – это была единственная вода, которую удалось найти. И почти сразу все заболели.

– Он умер, служа Богу, – говорит Филипп.

– В таком случае Бог должен съежиться от стыда.

Спина Филиппа деревенеет:

– Мама, ты богохульствуешь!

– Ты думаешь, Бог хотел этого? – она указывает на гробы. – И не только этого, но еще сотен и тысяч смертей. Поверь мне, сынок, Господь не затеял бы этого похода так бездарно и не завершил так трагично. – Ее взгляд падает на гроб дочери. Изабелла, любимица отца, такая набожная, что без молитвы не могла выбрать, какое надеть платье. – Но твой отец не посоветовался с Богом. Он был слишком тщеславен для этого.

Филипп вздрагивает:

– Не говори плохо о моем отце!

Она смеется:

– Еще один Капет боится правды? Не живи иллюзиями, как Людовик, а то умрешь так же напрасно.

– Ты забываешь, что мы теперь король Франции. И мы запрещаем тебе говорить о нас неуважительно.

Маргарита закрывает глаза, чтобы сын не увидел, что она их закатила. Как это она родила такого зануду?

– Почему в Тунисе, Филипп? Я думала, они отплыли в Акру.

– Это предложил дядя Карл. Он сказал папе, что тунисский эмир настроен дружелюбно к христианству. Папа надеялся обратить его, а потом объединить свои войска с его и монгольскими, чтобы напасть на Египет.

Маргарита прищуривается:

– Откуда Карлу известны религиозные взгляды тунисского эмира?

– Эмир задолжал дяде Карлу деньги. Кучу денег. – Сын пожимает плечами. – Дядя Карл много раз встречался с ним в надежде получить долг.

Значит, Карл использовал поход Людовика, чтобы обогатиться.

– И где же теперь Карл? – спрашивает она.

– После папиной смерти он пошел на Тунис. Но эмир запросил пощады, и он не стал нападать. – Филипп хмурится. – Дядя Карл сказал, что и так достаточно людей умерло.

– Конечно, непопулярное было бы решение. – Маргарита вспоминает горящие глаза пехотинцев – крестьян, – которые участвовали с ними в первом походе на Утремер. Когда они говорили о своих надеждах и мечтах, мало кто упоминал Иерусалим или Бога. Эти люди воевали ради грабежа. Они наслышались о нескончаемом золоте Утремера и шли на смерть и болезни в надежде обогатиться. В этом походе они даже мельком не увидели сарацинского золота. Карл же получил свою долю, в этом она не сомневается, и даже гораздо больше. А Людовик и ее дети умерли.

– Дядя Карл подписал с эмиром договор и послал меня домой к тебе. Ты не рада, мама?

– Конечно, я рада видеть тебя живым. Но… – Она смотрит на гроб Жана-Тристана. Мир не видел сердца чище и нежнее. Жан Печальный [69] , родившийся и умерший в Утремере, на безрадостной земле, орошаемой только слезами. Теперь они падают, как дождинки, у ее ног, и она следует за ними, оседая на пол, пока не оказывается окруженной смертью.

Если бы был в руках кинжал или пузырек мышьяка! Какой смысл жить? Все ее мечты, все усилия изменить этот мир привели лишь к этому – к потерям, скорби, печалям и смерти. Какой смысл быть королевой? Какой смысл вообще в чем-либо?