Книга Четыре сестры-королевы, страница 64 – Шерри Джонс

Когда солдаты приближаются, Маргарита видит, что, хотя на их оружии и щитах королевские лилии и гербы Франции и ее соседей, кожа их цвета миндаля. Сарацины с французским оружием! Значит, не победа, а сокрушительное поражение. Ее колени подгибаются. Страшно хочется сесть. Но она королева и должна подавать пример стойкости.

– Внутрь, быстро! – командует она Беатрисе и Матильде, чьи лица вытянулись от обнаружившейся ошибки.

Они спешат внутрь, в Маргаритины покои, где, глядя в пол, словно что-то уронил, их ждет сеньор Жан де Бомон. Он опускается перед королевой на колено:

– Госпожа, я принес в высшей степени печальное известие.

Неужели мгновение назад она ждала, чтобы хоть какая-то весть нарушила молчание? Теперь ей хочется заткнуть уши.

– Пожалуйста, встаньте, мессир Жан. Вы уже поели? Не угодно ли вам поесть хлеба и выпить вина, а потом мы можем поговорить.

– Нет, госпожа. – К нему вернулся рык, которым он славился – и которого боялись. – Мне надо доставить послание. Время очень дорого.

– Король! Он ранен?

– Он попал в плен, госпожа. Захвачен турками и доставлен к египетской царице.

Маргарита прижимает руки к груди. Если Людовик умрет, они все здесь погибнут.

– Кто еще?

– Его брат граф Анжуйский, госпожа. Его брат граф Пуату. Граф Бретани. Сеньор Жоффрей Саржинский. Сеньор Готье Шатильонский.

– А сеньор Роберт, брат короля? – В дверном проеме стоит Матильда, молитвенно сцепив руки. – Что с ним?

Сеньор Жан снова смотрит в пол:

– Убит, моя госпожа. Мне очень жаль.

Матильда кричит, ее голова запрокидывается. Маргарита ловит ее, когда она падает в обморок. Вокруг порхают фрейлины. Они кладут Матильду на кровать, и Маргарита встает рядом на колени, опустившись ниже сеньора Жана, но ей все равно. Правила изменились – ей больше нет дела до того, кто есть кто.

– Мессир Роберт погиб с честью, моя госпожа, – говорит сеньор Бомон. – Он уже почти взял Мансуру. Но появились турки, тысячи турок, и началась страшная резня.

– Благодарю вас, сеньор Бомон, – прерывает его королева, чтобы не услышала Матильда.

Думая, что его отпускают, он шагает к двери, но Маргарита вздергивает голову и говорит громче, чем собиралась:

– Сеньор Бомон! – Он останавливается и поворачивается к ней. – А что с мессиром Жаном де Жуанвилем? Вы его не упомянули.

Увидев скорбно опущенную голову Бомона, она благодарит Бога за то, что уже на полу. Жан тоже убит? Но нет.

– Он попал в плен, моя госпожа, – отвечает посланник. – Вместе с королем.

* * *

Раз Людовик в плену, она берет командование на себя. Сеньор Бомон предлагает советы, но она отмахивается. Ей и так ясно, что делать. Она отправляет рыцарей и пехоту задержать наступление сарацин и узнает, что царица Египта, предвкушая легкую победу, послала лишь небольшой отряд. Ха! Сейчас сарацины узнают, что такое французский дух! Маргарита приказывает доставлять на лодках провизию с кораблей. Когда дело касается выгоды, генуэзские и венецианские купцы прорвут даже турецкую блокаду. Она совещается с боевыми командирами, как защитить город, – ведь если они потеряют Дамьетту, у них не останется ничего для выкупа пленников. Тогда Людовик пропал, а вместе с ним и все они. Она посылает сеньора Бомона на корабле в Париж потребовать от Бланки денег на выкуп и с ним отсылает Матильду. Она отправляет посланника к тамплиерам, тоже прося денег, а также рыцарей для защиты города.

А потом, когда немногие оставшиеся строят камнеметательные машины и запасают стрелы, ощущает первую схватку в животе. А через час вторую.

Она пишет письмо царице Египта. Ей знакомы родовые муки: иногда схватки оказываются ложными, – и она молит Бога, чтобы так случилось на этот раз. Она не может бросить дела – кто же тогда будет править? Все обладавшие властью мужчины убиты или взяты в плен, осталась одна она. «Мы молим, чтобы вы сохранили наших мужчин в безопасности, пока мы ведем переговоры об их освобождении. Мы надежно удерживаем Дамьетту и предлагаем ее в обмен за нашего короля Людовика и всех наших благородных графов, рыцарей и солдат, томящихся у вас в плену».

Снаружи раздается крик. Маргарита подбегает к балкону. Турки строят башню и осадные машины, они уже начали пускать огненные стрелы через городские стены. Королева видит, как упал один солдат, за ним другой. Изнутри ее зовет Жизель.

– С вами хочет поговорить мессир Жан де Воре, моя королева, – еле дыша, говорит она.

Он медленно кланяется, словно от возраста заржавели петли. Его глаза, скрытые сверху и снизу складками кожи, смотрят прямо ей в лицо. Вот кто остался сражаться за Францию, осознает Маргарита: престарелые рыцари и крестьянские мальчишки.

– Турки начали осаду, моя госпожа.

Волна накатывает на ее бедра и обрушивается вниз. Королева в тревоге кричит. По передней части платья расплывается темное мокрое пятно. Она смотрит на рыцаря, будто он может ее спасти. Он протягивает руку:

– Могу я проводить вас в помещение для родов, госпожа? Кажется, пришло время.

День меркнет и переходит в ночь, потом бледнеет в день. Стук турецкой машины. Едкий горящий деготь. Грубый смех и языческая молитва. Большая рука рыцаря вокруг ее руки и мягкий запах Жизели. Командный тон Беатрисы, и ее ладонь у Маргариты на лбу. Новый приступ боли, латинские молитвы папского легата, избыток ладана, вонь дерьма. Крик снаружи – человек в сарацинских одеждах, размахивая ятаганом и что-то крича по-арабски, бросается на нее. Маргарита вопит:

– Мессир Жан, защитите меня!

Женские руки тянут ее вверх, Беатриса с одной стороны и рыцарь с другой водят ее по комнате кругами, спиралями, а потом, когда у нее начинает кружиться голова и подступает тошнота, по прямой туда-сюда.

– Дайте ей отдохнуть.

– Нет, – говорит Беатриса. – Ребенок должен родиться сейчас или погибнуть.

В комнату врываются мужчины с арбалетами. Маргарита протестует: она рожает, ей нужен покой.

– Турки пробивают стены, – говорит старый рыцарь. – Эти люди пришли, чтобы защитить нас.

Она сжимает его локоть:

– Дайте мне обещание, мессир рыцарь. Что вы не позволите туркам захватить меня и моего ребенка живыми.

Они изнасилуют ее, а потом продадут в рабство – а ее ребенок, если выживет, вырастет язычником и попадет в ад. Смерть будет лучшим жребием.

– Как только сарацины войдут во дворец, вы должны убить нас обоих. Пожалуйста, мессир рыцарь, поклянитесь, что так и сделаете!

Простыни на кровати пропитались по́том и кровью.

«Славься, Мария, премилостивая, благословенная среди женщин».

Вспышка света – трещина, будто небо раскололось надвое. В комнату врывается вой ветра, опрокинув тыквенную бутылку и подкатив по полу к двери. Хлынувший с неба дождь стучит по крыше, как камнями, брызгает на нее, холодит кожу. «Давай, сестра! Толкай сильнее! Ты можешь». Она хватает ртом сладкий воздух – дыхание Бога, – наполняется силой и выталкивает младенца наружу. Ее четвертый живой ребенок, а всего шестой, Жан-Тристан – она уже дала ему имя, в честь времени печали, когда он явился в этот мир [49] .