Книга Заповедь Варяга, страница 87 – Евгений Сухов

— Что же ты застыла, Зиночка? Сейчас это твой дом.

Стоявшие внизу телохранители ободряюще улыбались, Но было предельно ясно: откажись она от приглашения, ее внесут на руках. Пожав плечами, Зинаида пошла следом. Внутри дом казался еще более просторным. Валерий уверенно прошагал по длинному коридору, вошел в комнату с огромным, едва ли не во всю стену, шкафом и, распахнув одну из створок, извлек из его темной глубины фрак.

— Вот в этом костюме я был на приеме в Букингемском дворце.

Считаю, что сейчас он будет очень кстати, сегодня тоже особенный день, и ты в этом скоро убедишься.

Облачившись во фрак, Лукьянов тщательно поправил бабочку у высокого зеркала.

— Тебе тоже нужно одеться во что-нибудь более подходящее нынешнему действу, — объявил Лукьянов. — И не надо со мной спорить! Я знаю, что ты очень стеснительная девушка, но сейчас это не тот случай! — Он выгреб из шкафа ворох самых разнообразных костюмов и платьев и, бросив их на кожаный диван, сказал:

— Выбирай!

Спорить было бесполезно. Зинаида выбрала легкое, под стать погоде, платье.

— Ну, вот теперь полный порядок, — удовлетворенно произнес Лукьянов. — Подполковник!

Дверь бесшумно отворилась, и на пороге предстал кряжистый человек с сухощавым лицом и настороженными внимательными глазами:

— Да, Валерий Валентинович.

— Там все готово?

— Да. Прикажете выводить?

— Приказываю, служивый. Сделай все так, чтобы дама осталась довольна.

Подполковник как-то странно посмотрел на Зину и, любезно улыбнувшись, изрек:

— Очень надеюсь, что ваша дама не разочаруется, — и так же тихо прикрыл за собой дверь.

— Пойдем, моя крошка, — ласково и одновременно жестко произнес Лукьянов. — Руку! — И, почувствовав в своей ладони прохладные и длинные пальцы девушки, удовлетворительно кивнул:

— Вот так-то оно лучше будет!

В самом центре двора была установлена огромная деревянная площадка, огороженная высоким металлическим забором.

Во дворе, на удивление Зине, толпилось много народу. Кроме мужчин, здесь присутствовало и несколько женщин. Вели они себя совершенно спокойно. На их лицах не отражалось даже обыкновенного любопытства. Чувствовалось, что подобные сборища здесь успели войти в привычку и выглядели так же естественно, как вода Финского залива из окон дома.

Зрители спокойно расселись на скамейках вокруг ограждения.

Некоторые притащили с собой даже стулья, устраивались без суеты, словно рассаживались в партере театра перед началом представления. Валерий Валентинович с Зиной разместились в мягких креслах на высоком крыльце, откуда был виден не только двор и прилегающие постройки, но и заросли вокруг замка.

— Все готово, подполковник? — повернулся Лукьянов к Кириллову.

— Так точно, Валерий Валентинович, — по-военному отозвался мужчина.

— Вот и отлично. Выводи!

— Слушаюсь, — кивнул подполковник и вместе с Григорием поспешил к деревянному строению, напоминающему деревенский амбар.

Влас Петрович отсутствовал недолго. Через несколько минут они с Григорием уже выводили из сарая двух пленников в белых рубашках. Головы мужчин скрывали серые холщовые мешки, а руки и ноги стягивала длинная бечева с бахромой на концах. Подполковник вывел пленников на середину арены и терпеливо стал дожидаться следующих указаний.

— Развязывай! — приказал Лукьянов. Подполковник ловко размотал тесьму, стягивающую горло пленников, после чего сдернул с их голов мешки.

— Тебе они знакомы? — спросил вице-губернатор, повернувшись к Зине.

Зина не без ужаса всмотрелась в лица пленников.

— Боже! — ее возглас докатился до площадки.

— Что с тобой? Сердечко защемило? Ай-яй-яй! Не бережешь ты себя, Зиночка, может быть, врача позвать? — притворно забеспокоился Валерий Валентинович.

— Не надо. Это же Андрей… Андрей Серебров.

— Верно, крошка. Это шофер и телохранитель твоего покровителя.

Конечно, вместо него здесь должен был стоять Ангел. Но ничего, дай только время. Мы и до него доберемся! — хитро сощурился Валерий Валентинович. — Присмотрись ко второму как следует, детка, может, узнаешь?

Действительно, лицо второго Зине показалось очень знакомым. Но кто он, она сказать не могла.

— Я его не знаю, — прошептала женщина.

— Это моя победа, детка. Перед тобой Тарханов Аркаша собственной персоной. В Питере его знают как Тархана. Смотрящий Питера! Нам пришлось изрядно пофантазировать, чтобы выманить его из логова. Боже, да ты сделалась совсем белой! Не бережешь ты себя! — еще сильнее забеспокоился Валерий Валентинович. — Но, извини, ждать не могу, народ требует зрелищ. Приступайте, друзья!

Двое охранников повалили Тарханова на доски, третий, вихлястый и гибкий, как гимнаст, стал завязывать ему глаза черной повязкой. Серебров угрюмо наблюдал за этой сценой.

— Сам дашь завязать глаза или тебя предварительно мордой в навоз ткнуть? — дружелюбно спросил его «гимнаст».

— Завязывайте, — глухо обронил Серебров.

— Ты башку-то наклони, не на табурет же нам становиться, — недоброжелательно произнес подполковник.

Пленников поставили друг против друга. Челядь поразевала рты, ожидая интересную потеху.

— Друзья мои, — громко и торжественно произнес Лукьянов, — сейчас нас ожидает увлекательнейшее зрелище — гладиаторские поединки. Первый бой будут проводить гладиаторы с завязанными глазами. Я ничего не выдумываю, такие же сражения проходили в Древнем Риме. Гладиаторов, которые бились, не видя противника, называли андабаты. У нас здесь с вами все, как в настоящем Риме.

Вот это, — показал он на выход с площадки, — называется «вратами смерти».

Убитого будут вытаскивать через них, а другие ворота, — остановился его палец на противоположном конце, — принадлежат живым. Все мы с вами зрители, а поэтому хочу напомнить главное правило. Большой палец, опущенный вниз, означает — бросай оружие, победитель! Палец вверх — победитель должен добить поверженного противника. Как мы знаем, воля народа священна для всех, включая президента. Вы меня хорошо поняли, славные андабаты? Они молчат, и этим все сказано. Будем справедливы. Я вас взял в честном бою, а значит, вы невольники. Насколько мне известно, вы тоже желали встречи со мной. Но если бы я вам попался, то вы поступили бы со мной гораздо хуже. Следующее правило для гладиаторов-невольников гласит: если гладиатор провел на арене три года и остался жив, то ему предоставляется свобода. Я не собираюсь держать вас здесь три года. Меня ждут дела государственной важности, поэтому я облегчаю вам путь на волю. Я освобожу того, кто победит в трех поединках. Думаю, это будет справедливое решение. Неплохо придумано — один поединок, один год! Хочу вас предупредить, господа андабаты, что вы будете убиты, если не захотите драться между собой. И упаси вас боже броситься с кинжалами на уважаемых зрителей. Вы меня хорошо поняли? Не слышу вас?! Подполковник, пусть их поторопят!