Онлайн книга «Я была первой»
|
Он соглашается, слушает, обещает. Его глаза горят от счастья: на него возложена новая миссия. – А теперь я бы хотела остаться одна. Ты даже не представляешь себе до какой степени я устала. – Я тебе не помешаю. Я побуду рядом, посмотрю как ты спишь… – Не надо, прошу тебя… Я пытаюсь скрыть свое отвращение к нему и к той старухе. Мне претит тройственный союз. У меня перед глазами все еще стоят ее широкие бедра, огромные ноги в чулках с поддерживающим эффектом. Она тянется ко мне, пытается обнять. Хочет лишить меня воздуха, задушить. – Две минуты назад ты обещал, что не будешь меня донимать… Ты что, не помнишь? Постарайся ко мне прислушаться, умоляю тебя. – Я к тебе не притронусь! Я хочу просто побыть рядом! Я качаю головой и потихоньку отодвигаю его в сторону двери, пытаюсь оттолкнуть его огромное тяжелое тело, стесненное, стесняющее. Он сопротивляется, пытается увернуться, вырваться, возвратить утраченные позиции. – Ну пожалуйста, – обиженно канючит он как наказанный ребенок, – пожалуйста… – Нет, не могу, не сегодня… – Значит, все кончено? Все кончено? – Нет, не кончено. Мне нужно немного свободного времени, немного свободного пространства. – А что делать мне? – Иди домой. Завтра мы созвонимся. – Честно? – Честно. Он бросает мне испуганный умоляющий взгляд, словно желая лишний раз убедиться, что все так и будет, что я его не обманываю. Я открываю дверь и выталкиваю его на лестничную площадку. Он просовывает ногу в дверной проем и опять спрашивает: – Все кончено? Я улыбаюсь, посылаю ему поцелуй. Он стоит неподвижно, дверь за ним захлопывается. Я валюсь на пол, напрягаю слух в надежде услышать шум шагов. Он не двигается с места. Мы застыли по разные стороны двери. Он отказывается уходить. Я обхватываю колени руками и замираю в тягостном ожидании… – Я сам тебе позвоню, – кричит он наконец. – Я сам тебе позвоню! Я слышу его тяжелые шаги по паркету в направлении лестницы, он спускается вниз. Он не звонит мне день, два, три. Меня вновь охватила волна желания. Он опять кажется мне необыкновенным. Мне так не хватает его, когда он далеко, я наверху блаженства, когда он рядом. Теперь я думаю о нем без страха. Я стираю из памяти сцену гонки по улице Риволи, всю вину перекладываю на врага, показываю ему язык. Мой рейтинг неуклонно растет, враг проигрывает. Я больше не боюсь старухи, которую он носит на спине. Может быть, она мне приснилась. В любом случае, я с ней справлюсь как справилась с собственной матерью. Отныне я способна одолеть любую мать. Грэг ненадолго прилетел в Париж рекламировать свой новый фильм. Точнее, Грэг прилетал в Париж рекламировать свой новый фильм, но в последний момент передумал, отменил все мероприятия, отказался от намеченных интервью. Он не хочет говорить о фильме, не хочет его защищать. – Ничего выдающегося, – говорит он, – обычное дерьмо. Я протестую: – Зачем ты так говоришь? Французская пресса пела ему дифирамбы. – А американцы его опустили. Как обычно. Anyway… Я имею с этого бабки, могу прокормить детишек и бывших жен. Это все на что я способен: отстегивать им бабки. – Ты всегда так относился к своим фильмам. – Вначале все было иначе. Я был восхищен… Мне все казалось чудесным! А потом… – Он замолкает, делает рукой отчаянный жест, щелкает пальцами, приглаживает новорощенную бородку, спрашивает: – Может поедим? Я голодный как волк. Я рассказываю ему, что мое расследование продвигается. Описываю ужин с матерью. Он говорит, что мне еще повезло: моя мать – человек прямой и бесцеремонный. Она сэкономила мне массу времени. – Мой отец умер, – продолжает он. – У меня не было ни времени, ни возможности с ним помириться. Too bad… Мой брат погиб. Он был любимчиком матери, ее гордостью. На него она возлагала все надежды. Он погиб случайно: автокатастрофа. О его смерти мне сообщила мать. И знаешь, что она при этом сказала? – … – Она сказала: «Какая жалость! Он ушел, а ты остаешься». Он разводит руками, констатируя тем самым свое поражение и неотвратимость беды. – Такова жизнь, как вы, французы, говорите. Я уже не поменяюсь. Поздно мне меняться. Он заказывает шоколадные профитроли: с диетой покончено. Ты не объявлялся четыре дня. Я оставляю на твоем автоответчике сообщение: «Привет, это я, у меня все хорошо, я по тебе скучаю. Я тебя больше не боюсь, мне нравится по тебе скучать». Голубь все время со мной. Он никуда не улетает. Я за ним наблюдаю, беспокоюсь. Он поднимает голову, и я стараюсь поддержать его взглядом. Потом на моих глазах он съеживается и втягивает ее обратно. Я обедаю с Аннушкой. Она явилась в юбке. Меня это удивляет. Она со вздохом объясняет, что ее заставили. Она сменила место работы и теперь отвечает за связи с клиентами. Новый шеф попросил ее быть поженственнее. – Как он меня достал! Ты не представляешь! Обращаясь ко мне, он каждый раз спрашивает: «И что на это скажет прелестная Аннушка?» Попробовала бы я ему сказать: «Ну что, пузатый Робер с волосатыми ноздрями доволен моим ответом?» Более того, я просто уверена, что мои коллеги мужского пола за ту же самую работу получают больше… Так что я тоже провожу расследование и, можешь быть спокойна, прелестная Аннушка сумеет за себя постоять! Будь у меня такое пузо и такие волосатые ноздри, меня бы в жизни не взяли на работу! Как это унизительно, честное слово, как унизительно! Тебе этого не понять, ты – вольный художник! – А что с женихом? – Я постоянно бешусь. Постоянно. Никак не могу смириться… Он как бы пытается меня выносить, я как бы позволяю себя приручить. Он говорит, что я все преувеличиваю, драматизирую, но мужчине этого не понять! Мои проблемы кажутся ему надуманными. Он будто вчера родился! И все-таки, знаешь, мне так хочется любить, так ужасно хочется любить. Официант приносит десертное меню. Мы отказываемся от сладкого, заказываем два кофе. – Я набрала два килограмма, – говорит Аннушка, поглаживая себя по животу. – Мне вся одежда мала, чудом влезла в эту юбку. Вот тебе еще одна надуманная проблема: вес. Почему мы такие? По твоему, я толстая? |