
Онлайн книга «Бимайн. Тариф на безлимитное счастье»
Видимо, серьезно, как инфаркт миокарда, который я рискую получить как кару небесную за былые проступки. Еще раз повторяю, это бабушка мне дала совет скидывать каперсы из салата в сумку тети Агнии. Сама я бы до такого не додумалась. – Да, начинай, – дал Алек режиссерскую отмашку. – Ха-ха. – Ты пойми, это очень важно. – Ну хорошо, ха-ха-ха! Станиславский истошно орал из зала: «Не верю!» – Никуда не годится. И тут он мне начал демонстрировать свое мастерство шутливых похихикиваний. С номерами и ситуациями. Тем самым обесценив весь фурор от анекдотов, что я ему рассказывала. Расчетливый похотливый мужчина, однако. – То есть ты на самом деле не смеялся над тем, что я тебе рассказывала? – Нет, ну почему, в душе – да. Но очень глубоко. – Так глубоко, что ты пускал в ход эти грязные фокусы. Нет, у меня нет слов. Ты делал это только для того, чтобы побыстрее заняться делом. – Вот именно! В принципе правильно. – Слушай, – начал он идти на улаживание (странно, почему не поглаживание) ситуации, – ты же тоже долгое время не могла мне сказать, что не любишь заниматься сексом в носках и тебя это раздражает. – Ну а что я, по-твоему, должна была первым делом срывать с тебя носки, а только потом рубашку? Алек ушел в фантазии. Я тоже. В кошмарные. Но это же отвратительно, два обнаженных тела, движение, похоть, томление, ритмичность и упругость форм... И носки. Бабуля как-то странно покашливала из комнаты. Охи и вздохи, не будь ей чуть больше семидесяти, точно бы подумала, что она занята чем-то интимным. Открылась дверь. Она появилась с несколькими предметами в руках. Романович не сдержался и заржал смешком номер двенадцать под кодовым названием «Нервный. С подтекстом». – И не стыдно тебе при живом-то муже? Она была в перчатках. В одной руке держала вибратор, во второй – наручники. – Он у меня еще с давних времен. – Каких давних? До мужа? Так я и знала, что ты последняя пройдоха. Теперь я понимаю, что ты вовсе не свежепостиранные шарфы сушила на батарее. Частные сыскные агентства теряли могучий кадр. – Я сейчас все тебе объясню. Вот с какой стати я, взрослая замужняя дама, должна оправдываться за тяготы своей интимной жизни? – Да не надо мне ничего объяснять. Сделай милость, разбери весь этот хлам в своей комнате. Те тряпочки и веревочки, что ты называешь бельем, вообще отвратительны. Эти, как она заблагорассудила выразиться, «веревочки» стоили больше, чем все ее деньги на сберегательной книжке. Надо будет проверить, сколько у нее там. На всякий пожарный. – Хорошо, я все разберу. – А вам, юноша, настоятельная просьба не оставлять зашкоденные панталончики под кроватью! – выстегнула бабушка. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Но я-то не Варя. – Алек, а что значит зашкоденные? – спросила я сквозь смех. Теперь я смеялась в голос. Бабуля была асом словесных махинаций. Пенальти била отлично. По всем необходимым изъянам попадала с закрытыми глазами. Сколько еще казусов принесет этот день? До вечернего знакомства с великими факерами, то есть Романовичами, оставалось два часа. Алек пошел переодеваться в ванную, положив все снятое в аккуратный пакетик, как осмелилась выразиться бабушка, панталончики. Я сидела на кухне и думала, где же взять сигаретку. Моя бабушка славилась изысканностью. В ее сумке всегда было два мундштука и пачка ментолового Salem lights. Как партизан, я прокралась к ее сумке и вытащила одну из сигарет. – И насчет этого я всегда догадывалась, – послышался голос из-за моей спины, – пошли вместе уж перекурим! Никакой личной жизни, чесслово. Мне было стыдно, она тщательно изучала, с каким выражением лица я делаю затяжку, как скидываю пепел. И презрительным взглядом оценивала маникюр. – Ты что ночью делала, бродяжка? – спросил мой превосходный рентген, видящий всю сущность человеческую насквозь. – А напилась и ползала. Ирония – маска беззащитная. – Верю! – Она выпустила дым облачком из детского мультика. Защищаться от нее невозможно. – Слушай, а что значит «зашкоденное белье»? – Никогда я не понимала значения слова «шкодить». – А хорошо я его пристыдила, да? Значит, что не выглаженное. Она начала вполне позитивно посмеиваться. – Однако. – На самом деле это был упрек в твою сторону, что ты не убираешь снятые перед сном трусы в ящик для грязного белья. Вот чего стоит? Ты просто не ценишь мужика в доме! А действительно, это же не так сложно... – У меня нет такого ящика даже, – созналась я в своей вине. – Поэтому ты плохая хозяйка и никудышная жена. Вся в свою мать. Бабушку хлебом кормить не требовалось, давай повод не давай, обхаять невестку для нее – повседневное. Casual. – Ты никогда ее не любила. Нелюбовь – это мягко сказано. Как отрезано. – Ну почему же. Так было не всегда. – С самого дня знакомства. – Но ведь до этого момента я не испытывала к ней открытой неприязни. – А что она сделала? – Ох, она так наигранно смеялась, она так хотела понравиться, что ела даже сельдь под дубленкой, черт возьми, шубой. А это хорошая проверка, оставляешь кости – и смотришь, как невестка будет выкручиваться, вынимая их изо рта. Я пометила в воображении рыбные блюда знаком «Опасно» или «Осторожно, радиация». Столовая топография давалась мне на «ура». – И все эти пакости вы делаете из любви к сыновьям? – А как же! Любовь ровно как критические дни – превосходное оправдание. – Бабуль, у меня через пару часов знакомство с его родителями. Выдрессируй меня. – О нет, ты дрессировке не поддаешься, – таков был вердикт потомственной аристократки. Она достала из сумка пилку для ногтей и маникюрные ножницы. – Ногти приведи в порядок. Из ванны вышел Романович, пряча пакет с грязной одеждой за спиной. За полчаса она поставила на уши или с головы на ноги весь дом. – Вот погляди, как действенно! Я из тебя еще сделаю идеальную тетку. – Алек! – решила я проверить результативность бабулиных методов. |