Книга М7, страница 16 – Мария Свешникова

Кати наскребала мелочь на проезд, ехала наземным или подземным транспортом, забирала деньги, возвращалась, заправляла машину и ненавидела всем сердцем избалованного, не привыкшего ни о ком заботиться Николая. Его же, правда, потом, ближе к ночи, по наитию прощала. А с утра все повторялось. Она списывала его оплошности на возраст, отсутствие опыта и иногда даже на погоду.

Так отношения забрели в тупик.

* * *

Кати и Николай практически не виделись. Да и не особо стремились. Николай появлялся в их мрачной квартиренке ближе к полуночи и падал спать, часто даже отказываясь ужинать, а Кати старалась, готовила, ждала. Каждый божий день она надеялась, что он просто появится дома вовремя, как обещал. Она звонила ему ровно в восемь, Николай говорил, что уже выезжает, в девять писал сообщение, что стоит в пробке, в десять переставал отвечать на ее звонки. И, рисуясь в полночь на пороге, искренне удивлялся, почему Кати не встречает его с улыбкой, а в руках театрально держит сковородку. Уже вымытую и пустую. А она не понимала, в чем проблема честно сказать, что много дел и он вернется поздно. Или не дел. Просто соврать про отчеты или переговоры и не давать липовых обещаний.

Кати старалась поменьше пересекаться с ним, уходила на кухню, когда Николай ложился спать, и в комнату, когда он направлялся к холодильнику. Она стирала ему носки, белые от черных отдельно, с вечера выглаживала рубашки и успокаивала себя мыслью, что когда-нибудь Николай это оценит ― ее молчаливую заботу. Сколько женщин проживают свою молодость в ожидании благодарности. Сколько мужей ежедневно ждут одной-единственной улыбки на пороге дома, в который они, порой того не желая, возвращаются.

― Привет!

― Привет! Есть будешь? ― в один из дней прошептала Кати, стоя с улыбкой на пороге (все же пересилила себя).

― Нет, я в городе поел.

― Скажи, а тебя вообще не интересует, как я живу? Что я чувствую? Счастлива ли я? Ты месяц не спрашивал, как мои дела.

― Думаю, если бы что-то случилось ― ты бы уже сообщила, нет? ― Николай устало почапал в ванную смыть с себя тяжелый день.

― Тебе не кажется, что мы с тобой живем, как незнакомые люди? Соседи, снимающие одну квартиру на двоих и покупающие продукты вскладчину.

― Ты же сама все знаешь. В стране кризис. Меня сократили. Я начал свое дело, как ты сама меня уговаривала. Пойми, мне правда сейчас очень сложно. И нет у меня сил копаться в твоих душевных терзаниях.

― Давай я пойду работать. Да хоть хостес в ресторан. ― Кати была готова к сотрудничеству и содружеству.

― Закончи хотя бы три курса. Хватит с тебя одного заброшенного образования. ― Он захлопнул за собой дверь в ванную.

К ночи у Кати разболелся зуб мудрости. Поднялась температура. Она пила одну таблетку обезболивающего за другой. Не помогало.

― Мне нужно к зубному. Дай мне денег! ― уныло сказала Кати, заходя к Николаю на кухню. Он сидел, уткнувшись в ноутбук, и что-то разглядывал на экране ― вряд ли читал, иначе бы так не улыбался.

― Кати, ну нет у меня сейчас денег. И до пятницы не будет. Ты не можешь дотерпеть до утра и пойти в районную поликлинику? Ты же прописана на Таганке, а в центре вроде с этим проблем нет.

― А ты давно был в районной поликлинике?

― Ну был когда-то.

― Ага. В детстве. Только уже много лет лечишься в МИДовской блатной шараге на Мосфильмовской. Да и страховки покруче тебе родители подкидывают ― ты же у нас блатной. А я обычная баба из народа... Должна лечиться в районной. Так получается?

― А я что могу сейчас сделать? Я же не виноват, что у тебя разболелся зуб, ― декларировал Николай.

― Ты что можешь сделать??? Ты же мой муж!!! Ты обещал обо мне заботиться! Ты понимаешь, что у меня температура под тридцать восемь? Займи у кого-нибудь денег!

― Ну у кого я тебе сейчас займу? Тем более посреди ночи.

― Позвони отцу.

― Я с ним не разговариваю. Да он и не даст.

― Что значит не даст? Он не одолжит нам денег на лечение зуба? ― Кати подобные заявления приводили в состояние хаоса и раздрая.

― Я сказал, что отцу звонить не буду. Точка. ― Он захлопнул крышку ноутбука и закурил прямо на кухне, хотя Кати просила этого не делать ― особенно зимой.

― Ах, эта твоя долбаная гордость. Ты скорее доведешь меня до больницы, чем позвонишь отцу.

― Если у тебя так болит зуб ― езжай в ночную бесплатную поликлинику. ― Он затушил бычок в фарфоровом блюдце, но тот тлел и дымил, еще больше провоцируя Кати на поножовщину.

― Но даже там анестезия за деньги! ― практически кричала Кати.

― Я дам тебе пятьсот рублей.

― Ты же говорил, что у тебя есть тысяча.

― Но мне же надо завтра на что-то обедать.

Тут Кати не выдержала и залепила Николаю едкую пощечину, одну, вторую... Рука-то тяжелая, она же каждое лето детства и отрочества провела в Балашихе и знает, что такое драться. Он схватил Кати за руки, пытаясь предотвратить очередной удар, и кинул ее разгневанное тело на кухонный диван. Кати головой ударилась о стену, глаза налились злостью и яростью. Она хватала со стола посуду и кидала в него тарелки, стаканы, когда дело дошло до ножей, она опомнилась. Пришла в себя и перешла к оскорблениям. Бычок продолжал тлеть на полу.

― Чтоб ты сдох! ― крикнула Кати, взяла куртку и скрылась в ночном городе, перед уходом растоптав почти погасший от увиденной жестокости сигаретный окурок.

Кати приехала к матери поздно ночью, заплаканная, с раздутой щекой. Ей было стыдно. Ведь это она должна помогать ей, а не наоборот. Мать Кати открыла потертый кошелек, выгребла все, что было, оставив лишь пятьдесят рублей на маршрутку и булочку. Кати уже готова была ехать в бесплатную городскую поликлинику и драть злосчастную мудрость без анестезии. Но мать настаивала, чтобы Кати отправилась в хорошую ночную платную стоматологическую клинику, даже повысила голос несколько раз.

― Так странно, мам! Вот у тебя почти нет денег, ты еле сводишь концы с концами ― но случись что, ты первая помогаешь людям. Не только мне. А эти жлобы, Колины родители, сами из Мухосранска приехали, татарскую нефть гоняли, загоняли, приватизировали, обманывали всех подряд. И вот теперь у них денег хоть жопой жуй, а ведь никому не помогут.

― Так дело ведь не в том, сколько у тебя денег, а в том, что ты с этими деньгами делаешь. Вот сделаешь что-то хорошее ― и тебе легче на душе становится, а зажал ты их, живешь с ними в обнимку ― и свет в тебя не проникнет.

― А этим зачем свет? Им и так хорошо. А ты ведь не счастлива.