Онлайн книга «Каменный мост»
|
У нас есть фотографии Ольги – Овсяников неделю ломался (принимаю экзамены), и в четыре у Ваганьково, я буду в зеленом. Ниже меня, щуплый, лобастый, с богатой мимикой поднимающихся бровей, еще черноволосый, прилизанный. – Долго ждете? Я зашел в церковь. – Дойдем до могилы? – Боюсь. Мне Ираида запретила с вами встречаться. Я отдал фотографии, он проглядел – такие есть, но взял, промямлив: – Отдам Ираиде. Он не хотел оставаться на кладбище, боясь случайной встречи или слежки, мы сделали круг по центральной аллее, и он скорым шагом вывел меня за ворота; мы ходили взад-вперед вдоль кладбищенского забора, вдоль рева и смрада, он оправдывался: – Ираида всегда была такой. Если что-то решит – должно выполняться. Мы так и называли ее – «Железный Феликс». – Может быть, вы мне расскажете, зачем с Ольгой встречался Щукин? – Об этом ходило много темных слухов. Зачем звонил ей… Зачем встречался… – и замолк. – Когда видели Ольгу в последний раз? – Встретились… Проводил до дома, – и сделал важное для него уточнение, – на такси. Оля сказала: через две недели приедет мама – давай все вместе увидимся. И звонит Ираида. Я так обрадовался: наконец-то, мы с Олей так вас ждали! А она мне сказала… – Вы знаете что-нибудь про записку, которую нашли… – Не было никакой записки. – И про похороны… – Множество народа. Мы шли с Ираидой под руку по льду, – он словно вступал в официальные права, их распределяла Олина мама. – Когда вы жили вместе, вы понимали, что Вознесенская больна? – Она не болела! Однажды Оля мыла окно и упала, головой на паркет… А соседка напротив, что помогала по хозяйству, есть готовила, заметила что-то неладное, звонила, звонила, а потом открыла дверь, ей оставляли ключ, – накручивал он недостоверные детали. – После этого попала в больницу, привыкла к лекарствам. – Что больше всего ценила в мужчинах? – Получается, что талант, – с ноткой разочарования протянул он. – Помните Мезенцова? – Какую-то синюю рубашку. – Оля знала, что у Мезенцова возникли какие-то отношения с ее лучшей подругой? – Она узнала, что… у них… – Вас прозвали Лямун? Он довольно рассмеялся: – Сашка Холмянский придумал, когда я съездил на стажировку в Египет… Мы прожили год. Срывались и ехали в Таллин, в Киев! – причем… – Ночью сбежали из пансионата на Клязьме, – подсказал я. – Да! – Шли дальше, и он улыбался. – Быстро прошло время? – Быстро прошла жизнь. * * * – Почему Оля так поступила с вами? – Я просто сам – с таким напором… Она мне так понравилась, провожал ее каждый день, заходил… Ираида предупредила: я через месяц уезжаю, поэтому, если хотите расписываться, давайте сейчас. Мы с Олей переглянулись: давай! Свадьбы играли две – партия Петра Петровича праздновала в «Праге», а не в «Пекине», как вам сказали… Партия Ираиды отмечала дома. Оля сама понимала, что это ненадолго, – сказал он мимоходом, словно проходя мимо заборной доски, ничем не отличимой от соседних. – Писала мне в Африку. Веселые письма! «Села играть в карты с трехлетним клопом, а он уже мухлюет!» – Когда она подружилась с Р-овым? Он усмехнулся моему «подружилась»: – Когда я уехал в Африку, все и началось. – И при этом вы вспоминаете ее с теплотой. – Я не мог сказать «ты ее любишь». – В аэропорту меня встретила Ираида на черной «Волге», привезла мою мать и прямо в машине сказала, почему Оля не приехала ко мне в Африку. И что теперь Оля хочет развестись, надо завтра же встретиться на квартире у бабушки, у Муцы, – чеканил он, подлинно донося беспощадно-железную интонацию. – И все решить. – У меня вдруг сделались ватными ноги, и я заново оглядел клиента – память о девушке, умершей тридцать лет назад, – все, чем он жил, цена его жизни, Ираида умела его отлучить, потому что сама короновала, вот почему он так ее боится. – На встрече Оля как-то весело и просто все объяснила. Как-то очень достойно. – И вы ее простили. Овсяников подумал сперва: – Простил, когда так получилось… Когда… она умерла. – Оля общалась с бабушкой – Анастасией Владимировной? – Наверное. У Петровой, помню, какие-то веера, платья из Японии. – Из Китая. – Ее портреты маслом. Еще помню: Оля танцует, а Петрова смотрит. Величавая старуха. Типа Гоголевой, Пашенной. – Вы слышали: Петрова любила человека по фамилии Уманский? – Нет. – А еще была такая история: на Большом Каменном мосту мальчик застрелил девочку и сам застрелился… – Ничего не слышал. Видите? Вон старуха переходит дорогу? Я напрягся: откуда у нас общие знакомые? Высокая, согбенная, короткие, седые… – Вот такая была баба Настя. И здесь – без надежды… – Вас подвезти? – Нет-нет, я до метро. Надо пройтись. Подумать. О чем ты будешь думать сейчас? Уже пожимая руку, мне захотелось вытащить его оттуда, из морока, отрезвить: – Но у вас, потом… как-то сложилось?.. Появилась семья? – Да. Да, – он счастливо и перекошенно улыбнулся, запрокинув голову, удивленно пробормотал: – И дочка больше похожа на Олю, чем на меня. Я почуял: ничем ему не помогу. Или он мне уже ничем не поможет. Последний раз в жизни я увидел Лямуна из окна такси – переводчик, ветеран арабо-израильской войны, рыцарь в нелепой защитной рубашке, пересидевший соперников над могилой, раб, шел мимо торцов пятиэтажек через дорогу от «Мострансагентства» в сторону метро «Улица 1905 года» – время его не видело, а мне предстояло доказать его несуществование; я передернулся от растекшегося по спине озноба и подумал о другом, отгоняя страх, – еще есть Р-ов, про «дальше», «если» и «потом» я не думал – я на службе; таксист вслушался в радио и презрительно хмыкнул: – Во дебилы! Все сводят ко второй чакре! Я переплатил ему полтинник. Соседи шевелились, приходилось ждать, я попросил поменьше света, и каждый расположился в своем углу. – Сейчас я тебя покормлю. – Я не буду. – Ты где-то ел? – В смысле: «Тебя кто-то кормит?» – Нет. – Тебе постелить? – Все равно не засну. Освободится кухня, пойду посмотрю, нет ли чего нового в Интернете по теме. – Опять плохое настроение? Не скажешь, почему? – Ничего нового. – Я звонила. У тебя был отключен телефон, с половины первого. Я думала, в метро едешь. Потом думала: деньги кончились. Положила тебе деньги. Но до шести «вне зоны доступа», – она вопросительно замолчала, моя очередь, я молчал, сейчас Мария показалась мне заплаканной. – Я узнала: Р-ов на два дня приедет в Москву. Пятого февраля у него концерт в БКЗ – Большом зале консерватории. Можно брать. |