Онлайн книга «Крысобой»
|
Цветков устало поморгал на Козлова и, не найдя, что сказать, пошел дальше. День начался. Перед строем быстро прошагал замполит — худенький востроносый старший лейтенант Гайдаренко. Поглядев налево и направо, он звонко выкрикнул: — Где Вашакидзе? Все осоловело глядели внутрь себя; времени было пять. Подняли на час раньше ввиду помывки в бане. Замполит первый раз проводил это ответственное дело, заменяя приболевшего старшину. А Вашакидзе был каптерщик, и рота без красной авоськи с мочалками и старой наволочки с коричневыми брусками мыла в баню следовать никак не могла. Гайдаренко устал выискивать в сонных шеренгах чернявую шевелюру каптера и недовольно спросил, тряхнув головой: — Дежурный по роте, где Вашакидзе? Ваня расцепил руки за спиной и медленно дотронулся сложенными в щепоть пальцами до расстегнутого воротника, подержался за него — застегнуть или нет — и опустил руки, закрыв ворот подбородком, а руками скользяще погладил ремень по окружности. — Ну-ка, сбегай кто-нибудь, по-резвому, за Вашакидзе, — прошипел он первой шеренге. Салабоны все застыли взглядами мимо дежурного, хотя им очень хотелось переглянуться. — Ну что, сбегать некому уже? Постарели все? — С правого фланга выступил на полшага замкомвзвода первого взвода сержант Петренко, натягивая китель на игривую синенькую футболку. Петренко был самый жуткий дед. Шнурки за глаза называли его «зверь». — Иван?! — полувопросительно пропел Петренко. Цветков выкатил глаза: — Попов и Козлов… вашу мать, бегом за Вашакидзе! Они побежали в сторону туалета. Вашакидзе любил после подъема подремать в одной из кабинок. В туалете весело пела вода — кардан (шофер) дежурной машины Коровник набирал в ведро кипятка, заодно опустив в раковину для ног свои костлявые ступни. В Коровнике было метр девяносто четыре, и под настроение он не раз брался выяснять у командира взвода старшего лейтенанта Шустрякова, не полагается ли ему, боевому шнуру Коровнику, двойная пайка. В роте его звали Хоттабыч за огромный крючковатый нос-шнобель. Попов прошелся вдоль кабинок, заглядывая в каждую запотевшим прыщеватым лицом с толстоватыми бескровными губами, наконец, у самой дальней он замер и сказал Козлову шепотом: — Здесь. Козлов, по привычке сгорбившись, встал рядом. Попов качнул головой в сторону кабинки: — Скажи ему… Козлов надул губы и отвернулся в сторону: — Сам скажи, чего я… «Козел», — сказал про себя Попов и тихо проговорил: — Вахтанг. Потом еще: — Вахтанг… Когда он хотел еще раз сказать, Вашакидзе из кабинки гортанно каркнул: — Пошель на хрен! — Вахтанг, там замполит зовет, рота стоит, — обрадовался Попов, что Вашакидзе проснулся. Каптер подтвердил адресование Попова в известное место. Попов бесшумно цыкнул, оборотившись к Козлову. Лицо у Попова было как кусок мяса — пористое и розоватое, соломенные остатки волос распластались по большой неаккуратной голове. Откликался он на «ж…» и моргал при этом белыми противными ресницами. — Замарал, Вахтанг, рота ждет, понимаешь-нет? — зычно крикнул Коробчик-Хоттабыч, заглушая воду. — Хочешь, чтоб Гайдаренко сюда притопал? — Молчи, сынок! — выпалил из кабинки Вашакидзе. — Сынок у тебя в штанах, — пропел Коробчнк, с наслаждением шевеля пальцами ног под горячей тугой струей воды. — Ж…, — сказал наконец Вашакидзе. — А? — Хрен на! Ты… вот что… Ты один? — Нет. Козлов здесь, — быстро сказал Попов, и Козлов не успел сделать шаг назад, а только взметнул умоляющие круглые брови и выкатил каре-черные глаза, безвольно разлепив губы. — Тада ты, ж…, иди скажи этому раздолбаю, что я сейчас иду. Слышь? — Ага. Попов быстро улизнул. — Козлев? Тот откликнулся только со второго раза: задумавшись, он глядел под ноги и пощипывал пальцами щетину на подбородке — щетина была просто беда. Когда Козлов брился с вечера, к утру у него был вид подзаборного забулдыги — морда была черная. И поскольку поутру салабонам ходить в туалет нельзя, а электробритва Козлова стаяла уже довольно давно, он брился обычно до подъема, укрывшись одеялом, насухую, но сегодня этого не сделал, так как был четверг и баня — утреннего осмотра не предвиделось, оставалось только избежать всех дедов и шнуров, и тогда все будет нормально, главное — дожить до смены. Так думал Козлов, пощипывая подбородок большим и указательным пальцами. — Козлев, мать..! — А? — Хрен на! Спишь, милый? Принеси мне бумаги и смоешь потом. Давай. Козлов сделал уже четыре размеренных шага, вспоминая, где он видел старую газету, когда Коробчик, исковеркав свой голос, прошипел, отдаленно похоже на Козлова: — А пошел бы ты на хрен! Козлов в ужасе оцепенел на выходе, жалко улыбаясь Хоттабычу. Раздалось звяканье — очевидно, потрясенный каптер выронил ремень из рук, и он тяжелой змеей немедленно скользнул в очко. — А-а?! — фальцетом крикнул раздавленный услышанным каптер. — Хрен на! — безапелляционно отрубил Коровник. Дверь кабинки мигом распахнулась, прозвенев сорванным шпингалетом. Держа одной рукой штаны, другую — на отлете, красный Вашакидзе орал: — Козлев, родимый, ходи сюда! Ходы сюда! Козлов стоял с дрожащей улыбкой на устах, с надеждой смотрел на Коровника, хотел что-то сказать, но слова застряли где-то в животе противным нытьем, а Хоттабыч переламывался надвое от хохота, чуть не макая свою голову в ванну, визжал и причитал: — Да он же на тебя болт забил! На тебя — боевого шнура! Сынок отца послал! Понимаешь-нет? Вашакидзе глядел на окаменевшего в немом отчаянии Козлова и на щербатый хохот Коровника, тяжело дышал и наконец понял: — Ты-и… Дух! Хоттабыч, тварь нерусский! Обизяна! — О… Кто бы говорил, — махал ручищами довольный Коровник. — Ты сам давно с дерева слез? Возмущенный каптер принялся грузно усаживаться на облюбованное очко, а Козлов вышел на цыпочках из туалета. Ваня Цветков считал уже роту третий раз — не все деды еще встали, а замполит, отчаявшись найти Вашакидзе, пронзительно выкрикивал на левом фланге дежурного водителя Коровника. — Козел, Козел… Ну-ка запрыгнул в строй! — пробурчал кто-то из не вполне проснувшихся шнурков третьего взвода. |