Книга Любовные доказательства, страница 52 – Олеся Николаева

Как-то я с ним внутренне примирилась. Подумала, нехристианское это дело — осуждать. Может, подумала, человек он вполне хороший, а вот — боится теперь, трепещет…

Утро, очевидно, застало его врасплох: должно быть, в ужасе он вспоминал свои ночные откровения. Во всяком случае, он вдруг сделался чрезвычайно суров ко мне, вовсе перестал со мной разговаривать и теперь поступал как бы мне наперекор, как бы даже назло.

Если я брала в ресторане рыбу, он — котлету. Если я — компот, он — кисель. Я — сыр, он — колбасу, а ведь раньше ни на йоту не отклонятся от моего рациона. Я даже подозревала, что он держит меня не только за телохранителя, но и за дегустатора: я съем кусочек, тогда и он съест. Я сделаю глоток, и он сделает. Но теперь — шалишь! Независимый человек ест то, что сам пожелает.

Нас повезли на Адриатическое море, я полезла купаться, он забился в кусты:

— Наше Черное море лучше.

Я вылезла из воды и забралась под куст, чтобы укрыться от палящих лучей, — он вылез на солнце.

— Вы обгорите, — сказала я. — Идите лучше в тень.

— Не пойду! Даже не уговаривайте!

Так и сидел на полдневном солнцепеке часа два. Сгорел, как ветошка. На следующий день покрылся волдырями, я предложила ему жирный крем для лица.

— У меня свое.

…Ну и пожалуйста!

…На шоссе я нашла средиземноморскую черепаху. Она лежала, в ужасе втянув под панцирь голову и лапки. Желтая, выпуклая, красавица. «Возьму домой», — решила я.

Он глянул лениво, отвернулся, недовольный:

— А у моих сынишек такая уже есть. Даже две таких.

Вот и хорошо. Меж тем пора было пускаться в обратный путь. Албания — Македония, Македония — Болгария. Там дальше на поезде: Болгария — Румыния, Румыния — Молдавия, Молдавия — Украина, Украина — Россия.

В Софии я купила в поезд кое-какой еды и очень много воды и соков. Душно, поезд грязный, допотопный, медленный. Сели в купе.

— Хотите пить?

Эн с Точкой покачал головой:

— Совсем даже не хочется. А эти соки все искусственные, отрава. Там одни консерванты.

Ехали-ехали, наконец его припекло. Взял котелок, кружку, пошел по вагону, стал нацеживать воду для питья. Вода была теплая, мутная.

— Ой, не берите, не пейте, — сказала проводница. — Это только написано, что она питьевая. Заболеете.

— А ничего! — Он махнул рукой. — У меня марганцовка есть. Я кину кристаллик, и вся зараза уйдет. Всегда в дорогу с собой беру.

Пришел в купе с котелком, шарахнул марганцовки, сидит, попивает. Достал из рюкзака банку говяжьей тушенки, вскрыл перочинным ножом, знай ест своей дорожной вилкой. Жир теплый, капает.

Я к нему со своими припасами:

— У меня есть сыр, хлеб, йогурты… Берите, ешьте. Я покупала для нас двоих.

Не дрогнул. От классового врага — ни крошки.

— А зачем? У меня свое. Тушенка — еще из дома. Жена дала.

…Так и ехали. Под полкой — отчаянно скреблась золотистая черепаха. Я спрятала ее в коробке с травой. Накрошила туда сырку, яблочка. Она освоилась, мордочку и лапки высунула, рвалась на волю. Говорят, что эти черепахи, где бы ни оказались, всегда безошибочно ползут в сторону своего Средиземного моря. Больше всего я боялась, что ее засечет таможня. Но как только входили таможенники и пограничники, она тут же затихала. Они заглядывали под полку, коробка и коробка. А мы — делегация.

Наконец уже на самой последней границе — кажется, в Могилеве, вошел дюжий молодой пограничник:

— Ваши паспорта.

Листал, листал мой паспорт, то так вертел его, то этак, хмурился, покусывал губу, наконец отчеканил железным голосом:

— А у вас, товарищ Николаева, нет выездной визы из России. Пройдемте с вещичками до выяснения вашей личности.

— Как это нет выездной визы? — удивилась я. — Я ведь столько уже границ проехала: Россия — Украина, Украина — Молдавия, Молдавия — Румыния, Румыния — Болгария, Болгария — Македония, Македония — Албания и — в обратном порядке. А вы говорите — визы выездной у меня нет.

— Ничего не знаю, что вы там проехали. Пройдемте. Если будете оказывать сопротивление, занесем это в протокол. — Голос пограничника зазвучал бдительно и зловеще.

— И что там со мной будет?

— Ничего, посидите в КПЗ, пока наши люди не выяснят, как вы здесь оказались, а потом, если все в порядке, отправим вас с оказией в Москву.

Честно говоря, я почти сдалась, так я была ошарашена. Ну и потом — может быть, это голос судьбы: «Вперед, к новым приключениям!» В Могилеве я никогда не была. Там, что ли, произошло отречение государя императора Николая? Или это было на станции «Дно»?..

Кроме того, мой духовник любил повторять: «Если что-то не получается по не зависящим от тебя обстоятельствам, значит, Господь приготовил тебе кое-что получше». Вот не получилось мне по независящим обстоятельствам добраться до Москвы, значит, в Могилеве мне будет лучше. И я почти уже собралась выходить. Но — черепаха! Сейчас я возьму коробку, она начнет скрестись, пограничник ее засечет, контрабанда… Да ну, не пойду. У меня через два дня день рождения. Меня родитель и родительница ждут. Муж тоже ждет. Дети. Все-таки вряд ли в могилевском КПЗ мне приготовлено Господом «кое-что получше»!

Сомнение огромное меня одолело, вера непроизвольно пошатнулась, нашла кручина. Решила, не пойду и все. Пусть уж волоком меня волокут. Приключения так приключения!

— Визу получал за меня работник иностранного отдела. В МИДе. И вообще мы — делегация, — почти закричала я, обрадовавшись, что нашла для себя зацепку. — Эн с Точкой, вы — глава делегации, покажите-ка нашу бумагу! Сейчас этот господин убедится.

И вдруг Эн с Точкой, запустив по-ленински руки себе подмышки и раскачиваясь на полке вперед-назад, вперед-назад, медленно и спокойно произнес:

— Вы только меня не впутывайте в эту историю. Я тут ни при чем. Вам лучше пройти в отделение, как говорит товарищ.

— Дайте сюда бумагу! — твердо сказала я.

Он еще глубже засунул руки и все покачивался, все покачивался:

— Они ведь знают, что делают, пограничники. Профессионалы. Вам лучше пойти с товарищем, не портить себе протокол.

Тут я растерялась. Я взяла паспорт и стала почти машинально его листать. Он весь был в визах, штампах, штемпелях… Наконец, в самом конце, я увидела то, что искала.

— А это что такое, — я сунула под нос пограничнику нужную страницу. Он пригляделся, козырнул, щелкнул каблуками и — был таков.

Поезд тронулся. Мы были в России.

Тут уже я закинула ногу на ногу и стала покачиваться туда-сюда, пристально вглядываясь в своего визави. Он сидел сжавшийся, обгорелый, с короткой шеей, в грязной майке, в которой проходил все эти восемь дней, вопреки всякому протоколу и назло битком набитому чемодану. Он сидел, нахлебавшийся мутной теплой воды с марганцовкой, закусивший тушенкой без хлеба, и обмирал под моим насмешливым взглядом: