Книга Небесный огонь и другие рассказы, страница 44 – Олеся Николаева

И Августина такое женское коварство просто убивало! Он извелся, неся дежурство на балконе. Стал даже в эту девушку комочки земли из цветочных ящиков метать, чтобы она опомнилась. И кто знает, на что решился бы в дальнейшем наш чернец, возмущенный до глубины души, если бы мой муж его от этого не отвлек.

Потому что он решил, пока есть время, отвезти Августина к какому‑нибудь благодатном)' старцу. Пусть духовно укрепится перед дорогой, помолится, поисповедуется у него, получит благословение и с новыми силами отправится к новой жизни.

Старец Серафим Тяпочкин — увы! — уже умер, но в той же Белгородской епархии в селе Покровка жил и здравствововал его духовник, тоже старец — схиархимандрит Григорий.

Когда‑то мой муж, тогда еще просто Володя, был уже в этой Покровке: там расписывал храм наш духовник. Муж мой, собственно, и приехал‑то тогда именно к нему. Но в храме никого не было, он вошел в священнический домик — он был пуст. Тогда он прошел в дальнюю комнату, полагая, что кто-нибудь все же может находиться в глубине. Но и там никого не увидел. Он было повернулся, чтобы уйти, и вдруг услышал:

— Отец Владимир, ты что ж это без молитвы заходишь?

Он огляделся и вдруг увидел на диванчике маленького сухонького старчика. Это и был схиархимандрит Григорий. Ну, насчет «отца» — это мой муж решил, что старчик поюродствовал, а вот то, что он, увидев его впервые, назвал его по имени, было поразительно и непостижимо…

Вот и отправились они с Августином к этому чудесному старцу Григорию. Приехали. Мой муж говорит:

— Вот, отец Григорий, привез вам монаха… Спустился он с Кавказских гор, а там у них не принято иметь советские документы. А здесь паспорт повсюду требуется, даже в монастырь без него не принимают…

Старец поглядел на Августина да только рукой махнул:

— Какой он монах!

Августин смущенно улыбнулся и занервничал. А мой муж решил, что старец так сказал из монашеского этикета. Ну, в житиях святых, у пустынников такое случалось. Допустим, умирает духоносный авва святой жизни, а про себя говорит: «Ну какой я монах! Я еще и не начинал!.»..

Так и старец смиряет Августина. Ему видней, как именно молодого монаха воспитывать…

А отец Григорий меж тем и говорит:

— Обетов монашеских не соблюдает, правило монашеское не выполняет. Самозванец — вот кто он такой! Нацепил на себя чужой подрясник, напялил чужую рясу — вот те на!

Мой муж понимающе закивал, а уж Августин как-то заерзал на месте.

— Вот, думаем его к Грузинскому Патриарху отправить. Благословите! — просительно произнес мой муж.

— К Грузинскому Патриарху? — удивился старец. — А на кой он Патриарху сдался? Пустое!

— Не получится ничего, да? — испугался мой муж.

— Пустое! — опять махнул рукой старец.

— Что же нам делать?

— А чем дурью маяться, сдай‑ка ты его в милицию, и делу конец. Сейчас поедешь из Покровки в Белгород, как увидишь первого же милиционера, так и сдай своего монаха ему.

— Ну, — подумал мой муж, — совсем что‑то старец чудит.

— Так его же посадят!

— Вот и хорошо, — одобрительно кивнул головой отец Григорий. — Туда ему и дорога!

Муж мой, потрясенный, никакому милиционеру Августина, конечно, не сдал, а привез его в целости-сохранности обратно в Москву, к нам домой. Но сам пребывал в сильном смущении.

…А тем временем будущий наместник Сретенского монастыря, а пока что режиссер Гоша, успешно отснял запоздало колосящиеся поля и отправился в сопровождении иподиакона Омского владыки на аэродром, чтобы лететь в Москву. Вылет откладывался, и молоденький иподиакон заметно томился, не решаясь оставить здесь в одиночестве московского гостя, которого ему поручил владыка. Так, бродя по залу ожидания, они подошли к зловещей доске, на которой было написано: «Разыскиваются». И далее шли фотографии преступников.

— А кстати, — оживился вдруг иподиакон, схватившись за возможность завести разговор, — тут у нас был один… мошенник. Устроился работать чтецом в храм, а потом обворовал и храм, и батюшку, который его пригрел: из храма утащил Евангелие в драгоценной ризе, кадило и деньги из церковной кружки, а у батюшки — подрясник и документы: и паспорт, и метрику, и свидетельство об окончании семинарии. А недавно кто‑то из наших видел его в самой лавре. Якобы он расхаживал там в подряснике и выдавал себя за монаха Августина. Чудеса!

В тот день мы собирались на проводы Августина — приехал Зураб Чавчавадзе, ждали и Гошу, который только — только прилетел из Омска. Он приехал, таинственный, и тут же увлек моего мужа в магазин:

— Пойдем, купим чего‑нибудь, а то у вас никаких угощений!

— Да все есть. Зачем?

Увел. Оказалось — это был такой маневр: он хотел рассказать ему обо всем, что узнал, не вызывая подозрений Августина.

— Надо под благовидным предлогом увезти его из дома и обыскать вещи: вдруг у него там оружие, мало ли что!

Мой муж позвонил нашему другу — иеромонаху из лавры, будущему архиепископу, и попросил его помощи. У него была монастырская машина, и потому он приехал довольно скоро. Он сразу понял свою задачу.

— Меня тут просили посмотреть иконы — правда ли они старинные или это подделка. Ты не прокатишься ли со мной? — спросил он Августина. И они оба уехали.

А мы перерыли вещи нашего монаха и нашли-таки и украденный паспорт омского батюшки, и метрику, и свидетельство, и крест, и Евангелие в драгоценной ризе, словом, вор был разоблачен и пойман с поличным.

Когда будущий архиепископ с Августином вернулись, будущий наместник Сретенского монастыря всех позвал в комнату, запер ее и так интригующе повел речь, с таким драматургическим мастерством в выстраивании сюжета, что уже этим накалил атмосферу, в которой должна была произойти развязка, сулящая и разоблачение, и катарсис.

Августин сидел красный и напряженный.

— Ну, а теперь рассказывай ты, Сережа — обратился к нему будущий архимандрит.

…Выяснилось, что никакой он не монах и не Августин, а просто Сережа. Служил в армии, работал при складе. А военрук, который был поставлен над ним, — воровал. А тут — проверка. Ну и Сережа этот испугался и сбежал. А служил он где‑то на юге России. Куда бежать? Понятное дело — подальше, в горы. Там встретил паломника и вместе с ним добрался до кавказских старцев, у одного из которых подвизался молодой инок, чью историю он и украл для себя. Только звали его не Августин, а Даниил.

Я уже говорила, что недавно вышла книга «В горах Кавказа», где можно прочитать и о нем, и о его матери, которую сожгли разбойники. Так что сама история эта, повторяю, — подлинная. Фальшивым был только герой, который присвоил ее.