Книга В центре океана, страница 6 – Александр Сокуров

Она встала, решив чем-то прикрыть окно от солнца, и в этот момент заметила, как он зашевелился, в струнку вытянул молодое тело, потянулся, заскрипел сотней суставов и сухожилий, пробормотал ругательство и, открыв глаза, смущенно замер. Через секунду он порывисто встал и обнял ее.

— Долго же я не видела тебя, — только и произнесла она. — Дай мне переодеться, что ж это я в ночнушке… А ты что такой грязный? Весь потный. А почему форма такая старая? Давай постираем!

— Ладно, все потом. Переодевайся, а я — умываться. Потом покажу тебе, где здесь умывальник и туалет. — Он снял гимнастерку, остался в майке. Вышел из комнаты.

— Я хочу посмотреть, как вы здесь живете. — Она шла рядом с ним по территории части. — Ты мне своих солдат покажешь?

— Покажу, конечно. — Было видно, что эта просьба ему не понравилась.

— Не кривись, — резко сказала она. — Я буду только смотреть, говорить ничего не буду. Я ведь вообще-то ненадолго, дня на три. Это мне нужно, а не тебе.

Он водил ее по части: показал столовую, покормил солдатской едой, привел в палаточный городок. Она не поленилась зайти в солдатский туалет, походила по казарменным помещениям, посидела на солдатских кроватях. Александра Николаевна вдыхала запах и этой жизни.

Она ловила на себе взгляды солдат — внимательные или равнодушные. Иногда ей казалось, будто все, что она видит вокруг, — это приметы смерти: постоянное передергивание затворов, стуки, звоны оружейных механизмов, неухоженные боевые машины — все здесь перемешивалось со смердящим запахом мужского безделья и какой-то странной лени.

* * *

К вечеру, уставшие, они вернулись в гостиницу. Денис усадил ее на кровать. Она сидела опустив голову, разглядывала ноги.

— Совсем старые стали ноги, — тихо произнесла она.

— Так и я устал, — успокоил ее внук.

— Хочешь спать? — Она посмотрела на него.

— Всегда! — по-прежнему с улыбкой ответил он. — Мне-то лучше спать в общежитии, да это здесь рядом.

Он сел на противоположную кровать, посмотрел на нее.

— А то начну ворочаться, скрипеть кроватью, хреновину во сне всякую начну нести, потом стыдно будет, стыдно… Да и пахну я нехорошо.

— Так пойди помойся. — Она, кажется, была недовольна его решением уйти. — Неужто душевую не найдешь? Ты за телом совсем не следишь. Ты сильный, но какой-то грязный, неопрятный, мужиковатый… Совсем не офицер…

— Может, и не офицер. — Он не торопился возражать, как будто ждал, что услышит еще что-то. — Я, может, и чувствовал бы себя офицером, да слишком много пострелял народу всякого, а это лихости и красивых перьев не добавляет.

— Я в это не верю, — не поднимая головы, ответила она. — Во-первых, стреляешь не ты один, да и упавший это еще не убитый, а во-вторых…

Он, улыбаясь, слушал ее.

Она подняла голову и тяжело посмотрела ему в глаза. Улыбались только его губы. Глаза его глядели ей прямо в лицо.

Их глаза долго и неподвижно изучали друг друга.

— Ты моя порода, — произнесла она. — Сильный… Сильный. Но это не главное… Есть кое-что поважнее, чем воля и сила, тем более для мужчины. Я это поздновато поняла. Деда твоего не очень тогда понимала. Он вот сильных не очень-то любил. Не верил им. Упорных, честных, работящих любил. А сильных… Неизвестно, в какую сторону они силу-то свою направят…

— Как-то все это сложно для военного человека, даже для русского. Я, бабуля, пойду спать. И тебе надо спать. Дай мне пожевать че-нить… Привезла же? Я же по запаху чую — пирожки, огурки, помидорчики! Давай вытаскивай!

Она резко встала с кровати, подошла к шаткому маленькому столу, который прятался в углу, с радостью стала совать ему уже разложенные на столе домашние яства. Он взял только пирожки, и то не все.

— Рябят угощу…

Он встал, холодно поцеловал ее и быстро вышел.

Когда стихли его шаги, она начала перебирать что-то в своей сумке. Достала два небольших свертка, затерявшихся на дне большой сумки. Это были пироги с картошкой и яблоками. Она завернула их в газету, положила в черный пакет. Вышла из комнаты, погасив свет. Пакет взяла с собой. Прошла по длинному коридору пустой огромной палатки и толкнула маленькую входную деревянную дверь наружу.

— Красота… — прошептала она.

Сквозь тонкую пелену ночных туч лунный свет бил по земле, образуя узоры-кружева. Среди этого сказочного украшения бродили солдаты, офицеры. В некоторых палатках не спали: тихо звучала музыка, молодые люди смеялись, о чем-то громко разговаривали.

Она осторожно шла по дорожкам военного городка. Постоянно оглядывалась по сторонам, стараясь не заблудиться. Рядом оказался солдат в майке и с мобильным телефоном в руке. Он увидел перед собой пожилую женщину, изумленно оглянулся по сторонам.

— Тут какое-то привидение ходит по части, — сказал он кому-то в палатке. — Тетка какая-то… слышь, тетка тут какая-то… Ну где эта дура ходит? В третий уже раз набираю номер и не отвечает, загуляла…

— Кому звонишь-то? — Александра Николаевна остановилась перед солдатом.

— Да жене… — растерянно ответил привидению солдат.

— Да и правильно, что не берет трубку, посмотри на себя… Она на расстоянии видит… Что грязный такой?

В черной глубине ночи громыхнул выстрел, небо осветилось ярким всплеском. Потом второй. Совсем с другой стороны смешно затрещали автоматные очереди. И все опять стихло.

Она стояла и слушала ночь. Пошла вперед. Из полумрака появился какой-то солдатик, маленький мальчик. Прошел мимо, как сквозь нее. Он двигался, низко опустив голову. Она посмотрела ему вслед. Солдатик нерешительно зашел в палатку.

Она проходила мимо огромной, черного железа военной машины незнакомого ей назначения, когда ее окликнул молодой голос:

— Вам помочь, вы кого-то ищете?

Она оглянулась и увидела светловолосого военного, погоны младшего лейтенанта.

— Да нет, просто хожу, смотрю… А ты здесь давно служишь?

— Уже давно, полгода… Я вот тоже не сплю, — улыбнулся молодой человек. — Вот уже три ночи пишу письмо отцу, я его очень люблю… Пишу, пишу. Все никак не поставлю точку.

— Отцу?.. А почему не матери?

Младший лейтенант молча смотрел на нее. Глаза у него были светлые-светлые. Простые черты запоминающегося лица. Лунный свет почти без теней рисовал эти чистые черты. Она поняла, что этому молодому человеку, стоящему перед ней, очень нужно было говорить с ней, именно с ней.

Милый мальчик, подумала она, не могу я тебя слушать, не готова я, не понимаю еще ничего про вас, дай мне хотя бы несколько дней…

— Вы другие и про другое думаете и говорите, у вас все другое… — почему-то прошептала…