
Онлайн книга «Белые трюфели зимой»
— А я думала, мы будем ужинать. Pot-au-feu тихонько кипел на плите. От него исходили сложные запахи жареного мяса, сладкий аромат карамелизованной капусты, темная нотка чеснока — Сабине так хотелось есть, что у нее даже голова разболелась. На кухонном столе стоял в серебряной плошке соус из хрена; она нахально сунула туда палец, облизнула и провозгласила: — Нужно добавить еще хрена и чуточку посолить. Бобо нахмурился, но тоже попробовал. К сожалению, Сабина оказалась права. Она быстренько натерла еще хрена и добавила соли. Наверху, на лестничной площадке, окно было слегка приоткрыто. Вливавшийся в него вечерний воздух был прохладен и душист — соленый запах океана мешался с ароматом лаванды, росшей внизу, под утесом, во впадинах и вдоль ручьев. Из «Гранд-Отеля» доносилась музыка — вальсы, которые оркестр играл один за другим. А в небе висела одинокая луна и светила прямо на маленький круглый столик, элегантно сервированный серебром и хрусталем. На столике горели свечи, и воск капал на серую льняную скатерть. Пурпурные и зеленые кочаны капусты в горшках собирали пыль. Все вокруг собирало пыль. — Скоро будем ужинать, — сказал Бобо и подал Сабине чистую куртку шеф-повара. — Вам, наверно, придется рукава закатать? Она закатала, но это не помогло. Огромная куртка доходила ей чуть ли не до колен. В этой куртке и босиком Сабина выглядела как заблудившийся ребенок. — Ваши волосы, — сказал Бобо и сделал некое движение над головой; Сабина догадалась, что он просит ее закрутить волосы в узел на макушке. — У меня шпилек нет. — Можно, я попробую? — Нет, — тут же отрезала она. Еще бы! Она столько времени потратила, укладывая и завивая волосы, чтобы они лежали так естественно! — Я не сделаю вам больно, — сказал Бобо и, собрав длинные рыжие волосы Сабины, скрутил их в жгут, похожий на старый, обтрепанный корабельный канат, а потом просто завязал их на макушке в узел. — Удержится, — сказал он. Но узел мгновенно съехал набок. — Теперь я выгляжу совсем уж кривобокой. — Пожалуй. Но вы же не можете готовить с распущенными волосами, они будут во все попадать. Значит, правда? Они будут готовить? Все сразу пошло совсем не так, как надеялась Сабина. — Мадам говорила, что вы весьма странный, но теперь мне кажется, что вы совсем не странный, а скорее бесстрашный в своем поразительном упрямстве. Глупом упрямстве. Бобо подал ей большой поварской нож, и она повторила: — Просто удивительно, до чего вы бесстрашны в своем глупом упрямстве! — Срежьте с голяшек мясо, а сами косточки порубите как можно мельче. Сабина положила нож и принялась распутывать завязанный им узел волос. — Но ваши волосы… — пролепетал он. — Я выгляжу по-идиотски. — Это потому, что вы не работаете. Шеф всегда должен работать. Он снова завязал ее волосы узлом на макушке, затем снял с себя пиджак — это, кстати, был его лучший костюм, — закатал рукава рубашки, снял с крючка точно такую же поварскую куртку и налил в большую кастрюлю холодной воды. — Чего вы ждете? — ласково спросил он. — Вымойте руки и поскорей займитесь телячьими косточками. — Мы что, действительно будем готовить? — Нет, не будем, пока вы руки не вымоете. Как только речь зашла о готовке, у Бобо стало точно такое же выражение лица, как у Эскофье, — «щурится, как помешанный», думала в таких случаях Сабина. Она уже поняла: если она хочет все-таки поужинать, то сперва им, черт возьми, придется приготовить этот бульон. И она вдруг подумала о мадам Эскофье. Папа, должно быть, просто с ума ее сводил порой. Она вымыла руки и стала срезать с телячьих костей ломтики нежного розового мяса. Мясо было очень мягкое и пахло совсем не мясом, а травой и сливками. — По-моему, это очень хорошая телятина, а вам как кажется? — спросил Бобо. — Только она будет загублена. — Что вы хотите этим сказать? — Она слишком нежная и постная для бульона. — Это же телятина! — удивился он. — И очень хорошая телятина. — Слишком уж она постная. — Но мы же бульон из телятины варим! — Бульон из телятины должен быть золотистым, даже коричневатым. Тут важно, какую взять телятину. — Все-таки это я — ученик Эскофье, а не вы. И к тому же я — directeur de cuisine… — Очень за вас рада. Но у такого светлого бульона просто не может быть души. — Но вкус такого бульона и должен быть совершенно нейтральным. — Тогда зачем мы его варим? — Без него нельзя должным образом приготовить перепелку. — А мы что, собираемся готовить перепелку? — Дело не в этом. Ни одна кухня не считается должным образом оснащенной, если там нет телячьего бульона. — А у вас на кухне такой бульон имеется? Или у ваших соседей? — Бульон — это основа всех соусов. Он создает богатство вкуса. Добавляет вкусу сложности. Изысканности. Разве Эскофье не излагал вам свою теорию пяти вкусов? Один японский химик доказал полную справедливость этой теории и назвал ее «умами», что значит «совершенство». — Если бульон обладает нейтральным вкусом, тогда большая часть работы сделана напрасно. Потому что нечто нейтральное не может обладать изысканным вкусом. У него просто нейтральный вкус. — Зато бульон придает кушанью пикантность, оттеняет вкус других его компонентов. — На мой взгляд, это не имеет ни малейшего смысла — если только это не магия. — Но это основано на открытом Брийя-Савареном понятии «osmazome», что означает «взаимопроникновение». Эскофье, взяв его идею на вооружение, чрезвычайно отточил и заострил ее. Это стало поистине великим открытием! — И все равно это не имеет ни малейшего смысла. — Но Эскофье говорит, что… — А поначалу вы не показались мне овцой, слепо следующей за хозяином, Видимо, я ошиблась. И все-таки Сабина начала рубить телячью голяшку, но не разрубала кость на куски, а скорее дробила. Осколки так и летели во все стороны. Бобо забрал у нее нож. — Разве вы не знаете, как пользоваться таким ножом? — Он недостаточно острый. — Вот, посмотрите. И Бобо, крепко сжав рукоять ножа, ловко нарубил кость на мелкие куски. Нож действительно был туповат. Бобо так сильно его сжимал, что даже косточки пальцев побелели, но все же у него хватило сил и умения сделать все так, как полагается. — Нам нужно, чтобы в бульоне было как можно больше желатина, так что костный мозг должен быть обнажен, но сами кости дробить нельзя. |