Книга Семейная жизнь весом в 158 фунтов, страница 50 – Джон Ирвинг

Позже ночью она проснулась – кровать была пуста. Северин Уинтер плакал в кухне.

«Успокойся, я не сделаю этого, – мягко сказала она ему. – Иди в постель. Все кончено. – И обняла его. – Не беспокойся, я люблю тебя».

Но потом она прошептала:

«Я должна сделать это, но я не сделаю».

А еще чуть погодя добавила:

«Может быть, и не сделаю. Ты всегда говорил, что хочешь знать, о чем я думаю».

Ей казалось, они оба закрыли свои раны свежими пластырями и созерцали эти пластыри друг на друге.

«Мы стали застенчивее», – рассказывала мне Эдит.

А Северин сказал мне:

– Так что видишь, ты и Утч были неизбежны. Мы и раньше говорили с Эдит о таком общении вчетвером, и я всегда думал, что это нас интересует лишь как сама идея, но в то же время у нас обоих были сомнения. Вероятно, мы оба считали, что лучше уж это, чем тайный роман, но если партнеры попадутся не совсем подходящие, это будет ужасно. Ну, я никогда не считал, что вы с Утч очень нам подходите, мне, во всяком случае. Но поскольку у Эдит имелись и другие мотивы… понимаешь?

– Что ты хочешь сказать? – спросил я. Утч уже ушла спать. При ней, я думаю, он не стал бы говорить всего этого. – Если ты хочешь сказать, что Эдит завела роман со мной только для того, чтобы отомстить тебе, то я этому не верю.

Он пожал плечами.

– Ну, не только отомстить. Всегда есть и побочные причины… для всего.

– Мы с Эдит искренне нравимся друг другу, – сказал я.

– Если бы между нами не произошло всей этой истории, – сказал он спокойно, – то у тебя с Эдит вообще никогда бы не было никаких отношений. Но я не имел права просить ее не делать этого.

– А как насчет Утч? – спросил я.

– Утч мне очень симпатична, – сказал Северин, – и я никогда ее не обижу.

Симпатична! Ну и осел! Не доводилось мне раньше видеть такой симпатии.

– Ты имеешь в виду, что у тебя нет собственных причин продолжать наши отношения? – спросил я. – Ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты просто делаешь одолжение Эдит?

– Мне все равно, чему ты там веришь, – сказал он. – Я просто объясняю, почему все это началось. Дело в том, что у меня и Эдит положение было неравное, понимаешь?

– Я понимаю только то, что ты ревнуешь, – сказал я. – Какая разница, как это началось. Я вижу, каково тебе теперь.

Но Северин лишь покачал головой и сказал «спокойной ночи». Интересно, подумал я, пустит ли его Эдит.

Он упорствовал в этой своей теории насчет неравного с Эдит положения, словно мы здесь были вообще ни при чем. Он унижал нас. Подразумевалось, что вся ответственность лежит на нем.

– Это было не только твоим решением, – кричала ему Эдит.

– Это было только моей нерешительностью. И я никогда уже не допущу такого неравенства. Теперь все в порядке, – сказал он нам лучезарно. – Я чувствую, что теперь все выравнивается.

– Ты чувствуешь, – презрительно сказала Эдит. – Везде всегда ты. Наверное, ты теперь и спать больше ни с кем не будешь?

– Нет, никогда, – сказал он.

В нем было достаточно фанатизма, так что можно было поверить ему или хотя бы поверить, что он верит себе.

– Я больше не хочу говорить с тобой на эту тему, – холодно сказала Эдит. – И отказываюсь тебя слушать.

– Не надо обращаться с ним как с ребенком, – сказала ей Утч.

– Он и есть ребенок, – сказала Эдит.

– Посмотрите, – сказал я, – нас тут четверо, и существуют четыре версии всего происходящего, так всегда бывает. Глупо надеяться, чтобы все друг с другом согласились. Мы не можем одинаково смотреть на вещи.

– Возможно, версий даже пять или шесть, – сказала Эдит, – или девять, а то и десять.

Но Северин не мог успокоиться.

– Нет, – сказал он, – я лучше вижу, чем вы, потому что я никогда не был так уж увлечен.

Я чуть не убил его за то, что он произнес это при Утч. Он и в самом деле был ребенком.

– Ну и пусть я ребенок, – сказал он. – Я согласен.

– Опять ты, – сказала Эдит сурово. – Все делается для тебя!

Но это было позже. А в тот вечер она его впустила. На следующее утро, после того как все дети ушли в школу, они приехали к нам. На меня Эдит не посмотрела; она взяла Утч за руку и улыбнулась ей. Увидев на лице Эдит синяк, я схватил Северина за руку и сказал:

– Если вчера вечером тебе что-то не понравилось, ты мог бы ударить меня, прежде чем уйти. Конечно, и я тебе не противник, но все же я мог оказать большее сопротивление, чем Эдит.

Он посмотрел на меня с сомнением. Отметина цвета сливы красовалась у Эдит на скуле, глаз слегка заплыл; синяк был внушительный, как хороший роман.

– Это случайность, – сказала Эдит. – Мы спорили, и я просто хотела отодвинуться от него. Я дернулась и налетела на что-то.

– На стену, – пробормотал Северин.

– Кофе? – предложила Утч.

– Я не собираюсь рассиживаться, – сказала Эдит Северину, но села за кухонный стол. – Мы хотим все прекратить, – обратилась она к сахарнице.

– Это я хочу прекратить, – сказал Северин. – Это плохо влияет на меня и на Эдит.

Мы с Утч молчали.

– Мне очень жаль, – сказал Северин, – но ничего не получается. Я уже говорил, что всегда ощущал, ну, давление, что ли, заставляющее меня продолжать это. Не то чтобы Эдит или кто-то другой давил на меня, нет; я просто вынужден был участвовать в том, что в принципе мне никогда не нравилось. Я чувствовал, что должен делать это для Эдит. Но она никогда не подталкивала меня к этому, это не так.

– Это так, – сказала Утч.

Я удивился. Эдит сидела, поджав губы.

– Не так, правда, не так, – спокойно сказал Северин. – Это все я сам. Я думал, так все будет выглядеть естественнее, но не получилось. Я думал, у нас с Эдит отношения наладятся, но этого тоже не вышло.

– Отношения? – спросил я. – А что же в ваших отношениях было не в порядке перед тем, как все это началось?

– Вся эта история испортила наши отношения с Эдит, – сказал Северин. – Я чувствую себя страшно неловко.

– Ты ни в чем не виноват, – сказала ему Утч. – Никто ни в чем не виноват.

– Это я ударил Эдит, – сказал Северин, – раньше я никогда этого не делал. Это ужасно. До того как все началось, я никогда не терял контроля над собой до такой степени.

– Я тоже виновата, – сказала Эдит. – Ему пришлось меня ударить.

– Нет, я не должен был.

– Может, и должен, – сказала Утч.