Книга Вдвоем веселее, страница 58 – Катя Капович

– Атмосфера тоже стоит денег, – артачился он, одновременно стараясь обогнать идущий по соседней правой полосе цементовоз. И мне скоро предстоит обгонять такие цементовозы, подумала я с тоской. Вот Леонардо посмотрел в правое зеркальце, перехватил руль в левую руку, а правой – я даже специально взглянула – написал на бумаге какие-то цифры.

– Я сделал кое-какие предварительные расчеты. А теперь прикинь!

Они оба углубляются в расчеты, а я продолжаю коситься на цементовоз. Как-то, думаю, он дожил до тридцати с лишним лет, может, и сегодня обойдется.

Оказалось, что цементовоз он обгонял для того, чтобы сделать правый съезд. После этого мы еще недолго катили вдоль тихо дремлющих в собственной тени домиков. Потом остановились.

– Всё! – сказала Кристина. – Здесь выходим и меняемся местами.

Я еще на что-то надеялась, демонстративно вынула пачку сигарет.

Тормоз, газ. Главное их не перепутать. Левая нога, правая нога. Что такое? Почему нельзя? У меня обе ноги функциональные. Леонардо сидел сзади и не принимал участия в разговоре. Потом мы поехали. Сначала медленно, потом я вошла во вкус. Взъезжая на горку, я надавила на газ и поняла, что машина может летать не хуже самолета.

– Я знала, что у тебя получится, – говорит Кристина. – Тебя точно не учили до меня?

Я признаюсь, что да, было дело. Когда-то давно один сумасшедший дал мне поводить газик. Дело происходило в археологической экспедиции, газик был государственный. Не помню, чем это кончилось. Кажется, мы въехали в колхозный коровник.

Поносившись по сонному городку, мы смело вышли на хайвей. Тут Леонардо проснулся:

– Не рано ль? – спросил он мою инструкторшу.

Кристина пожала плечами:

Итак, я оказалась прирожденным водителем. Субботнее утро, выбирай любую полосу. Я догнала и обогнала идущую впереди машину. Кстати, один из самых каверзных вопросов, на котором я все-таки промахнулась на экзамене, касался именно этого пункта. Вы знаете, что вы подошли слишком близко к идущему впереди транспортному средству, когда… Между вами и транспортным средством потенциально может поместиться десять машин. Может поместиться восемь машин. Пять машин. Когда вы можете видеть все, что находится внутри транспортного средства. Я выбрала последнее.

Кристина попросила сбавить скорость:

– Сейчас слева будет бетонное ограждение. Въедешь вдоль него на мост.

Я сбавила скорость и увидела, что бетонных ограждений было не одно, а два.

– Вдоль какого из них? – спрашиваю. – Левого или правого?

– Что ты имеешь в виду?

– Вдоль какого едем?

– Сколько ты видишь?

– Естественно, два, – успеваю сказать я.

Очнулась я в скорой помощи, у меня болел лоб и плохо открывался правый глаз. Надо мной из тумана выплыло лицо медбрата.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Вы были в аварии, мисс. Вы говорите по-английски, мисс?

Сам он был китаец.

– Да, говорю, – сказала я. – Где мои друзья?

Я хотела потрогать голову и поняла, что руки у меня привязаны к кровати.

Китаец заметил мое движение.

– Мисс, вы были в аварии, мисс. Вы говорите по-английски? Скажите что-нибудь!

Тут я не выдержала.

– Идиот, – говорю.

Китаец не обиделся, он записал что-то в своем журнале. Потом за мной пришли две санитарки с каталкой и повезли на рентген.

– Мои друзья? – спросила я их.

Одеваясь – рентген показал, что сотрясения мозга нет, – я посмотрела в зеркало и увидела, что мое лицо на три четверти покрыто большим тусклым синяком.

– Это от воздушного мешка, – сказала Кристина по поводу моего нового героического облика.

Я боялась, что она опять посадит меня за руль. Приготовилась защищаться. Кристина показала мне жестом на заднее сиденье:

Сначала меня обуревало чувство благодарности к ней. За то, что она оставила меня в покое. Оно сменилось чувством собственной малости. Так происходит всегда, любые попытки друзей помочь мне внести разумные поправки в жизнь дают минусовой результат. Что я за человек?

Кристина мне казалась героической персоной. На моем жалком фоне виднее способности других. Она к тому же стала что-то пописывать. Есть такой вид вдохновения, черпающий силу в слабости стоящего рядом. Для этого вида вдохновения я превосходный объект.

– Слушай, а ведь наша Синдерелла, оказывается, пишет про нас роман, – говорит мне как-то Филипп. – Искал сегодня свою записную книжку и по ошибке открыл ее блокнот. Там полная хроника. С художественными деталями.

Я была поражена.

– Ты уверен?

– Даже спросил ее…

– И что она ответила?

– Что так и есть.

День проходит, другой, неделя, и мысль о том, что Кристина вдруг стала писателем, начала мне мешать. Как бы это объяснить? Я тоже не без греха и, когда муза взывает, без трепета приношу ей в жертву своих знакомых и родственников. Иногда они обижаются, но в целом относятся с пониманием. Писатель, что с нее взять.

Я решила пронаблюдать за Кристиной. Она, видимо, писала по ночам, потому что днем никаких признаков людей нашего клана у нее не наблюдалось. Она не замирала с ложкой супа у рта, ни лезла за блокнотом посреди фильма. Вообще она не производила впечатление человека, страдающего саморефлексией. Жила легко, празднично. Писатели так не живут.

– Тебе свет не мешает? – спросила я у дочери, надеясь извлечь из нее дополнительную информацию.

Кристина жила в ее комнате.

– Какой свет? – спросила дочь.

Я объяснила.

Поскольку я не могла успокоиться, я решила поговорить с Кристиной начистоту. В конце концов, что такое? У меня одна жизнь, и я хочу воспользоваться ею сама. Мне помощники не нужны. Вспомнила старый анекдот про театр: «Кто здесь Ленин? Ты или я?» В общем, подняла в себе боевой дух, вхожу в комнату. Она лежала на диване, длинные желтые волосы закрывали от меня ее лицо. Я присела на край.

– Надо поговорить, Кристина.

– Давно пора, – отвечает она глухо.

Мне примерещилась затаенная обида. На что – не знаю. Я последние дни была с ней холодна.

Кристина неожиданно подняла волосы на затылке. Там виднелся большой длинный шрам.

– Что это? – спрашиваю.