
Онлайн книга «Man and Boy, или Мужчина и мальчик»
— Ты скоро вернешься домой? — спросил Пэт. — Нужно подождать и посмотреть, — ответил отец. — Подождать, что скажут доктора. Посмотреть, станет ли старенькому дедушке получше. Как у тебя дела в школе? — Нормально. — А велосипед? Как твой старый «Колокольчик»? — Хорошо. — Веселее стало кататься без дополнительных колесиков, правда? Да, — улыбнулся Пэт. — Но я по тебе скучаю. — Я тоже по тебе скучаю, — кивнул мой отец и крепко стиснул внука. Белокурая голова Пэта прижалась к голубой полосатой пижаме, стариковской пижаме, какую дома отец никогда бы на себя не надел. Потом он кивнул мне. — Пора уходить, — сказал я. Так мой отец попрощался со своим внуком. Окруженный любящими его людьми и все-таки, в конечном счете, в одиночестве. Сколько мы у него пробыли: пять минут или целый час? Я не мог сказать. Но я знал: теперь он хочет, чтобы мы ушли. Так что мы ушли от папы, теребившего свою кислородную маску, сгорбленного и небритого, выглядевшего старше, чем я мог себе представить, и оставили его с молоденькой медсестрой, беззаботно болтавшей о чем-то возле его кровати. Это и было самое страшное. Ужасное и полное одиночество смерти, кошмарное одиночество смертельно больного. Об этом никто не предупреждает. Мы ушли от него, когда его дыхание затруднилось и подступила боль, оставили его в этой переполненной больничной палате, куда скудное зимнее солнце едва пробивалось сквозь немытые окна, а на заднем плане что-то бессвязно бубнил телевизор. Мы оставили его. В конце концов, это было единственное, что мы могли сделать. Когда мы шли обратно к машине, Пэт глотал слезы, разозлившись — нет, в ярости от того, чему он не мог подыскать названия. Я пытался утешить его, но он не нуждался в утешении. Мой сын чувствовал себя обманутым. Перед квартирой Сид стоял грузовой фургон. Это не был громадный грузовик, в который можно уместить пожитки целой семьи: старое пианино, всю мебель и тому подобный хлам, накопившийся за долгие годы. Эта машина принадлежала одной из тех фирм по грузоперевозке, которые дают рекламу в самом конце списка. Она идеально подходила для маленькой семьи, предпочитающей путешествовать по жизни налегке. Я смотрел, как два молодых человека в футболках засовывают детскую кроватку в кузов грузовика. Хотя Сид и Пегги жили на верхнем этаже, у грузчиков был такой вид, как будто это один из самых легких заказов. Пегги вышла из двери подъезда, таща за собой мягкую игрушку размером с холодильник. Она посмотрела на меня своими серьезными карими глазами, совершенно не удивившись моему появлению. — Смотри, что у меня есть, — сказал я, протягивая ей ухмыляющуюся куклу в покрытых серебряными блестками брючках и в чем-то типа лилового смокинга. Это была Барби-трансвестит. — Диско-Кен, — сказала Пегги, забирая у меня куклу. — Ты оставила его у нас дома, — объяснил я. — Я подумал, что ты, наверное, захочешь забрать его. — Спасибо, — сказала она, как и положено образцово воспитанной девочке. За спиной у нее возникла Сид с грудой книжек в бумажных обложках. — Смотри, что мне принес Гарри! — сказала Пегги. — Диско-Кен! А я его искала. — Поднимись и посмотри, не забыла ли чего-нибудь там, — велела Сид. Пегги оставила мягкую игрушку на тротуаре и ушла в дом, по-прежнему сжимая в руке Диско-Кена. — А как ты? — спросил я. — Ты ничего не забыла? — Нет, — ответила она. — Я взяла все. Два грузчика чуть не сшибли нас по дороге обратно в дом. — Переезжаешь, даже не сказав мне? — спросил я. — Хорошим же ты оказалась другом. — Я собиралась сказать тебе. Это просто… не знаю… так лучше для всех. — Ты больше не работаешь в том кафе? — Я уволилась. — Они мне так и сказали. — Мы переезжаем на другой конец города. В Ноггинг-Хилл. — На запад Лондона? — Господи, ну не надо так удивляться, Гарри. Я американка. Для меня переехать из одного конца города в другой совсем не такая травма, как для тебя. Слушай, мне жаль, но я действительно занята. Чего ты хочешь? Я не верю, что ты приехал сюда только для того, чтобы вернуть Диско-Кена. — Для этого в том числе, — сказал я. — Но еще я хотел сказать тебе, что ты не права. — В чем? — В том, что касается нас. Ты не права насчет нас. Если мы разойдемся, это будет конец света. — Ох, Гарри! — Правда. Я знаю, ты не веришь, будто у каждого есть вторая половинка, единственный человек в мире, но я верю. Я верю в это благодаря тебе, Сид. Но в любом случае — не важно, во что мы верим. Нам хорошо вместе. У нас получается. Я много думал об этом. У меня больше нет шансов все наладить, это ты, ты была моим последним шансом на счастье. А если он даже и будет, этот новый шанс, я его не хочу. Как Оливия Ньютон Джон сказала Джону Траволте: «Ты — это то, чего я хочу». — А разве не наоборот? Разве не Джон Травол- та сказал это Оливии Ньютон Джон? — Возможно. — Гарри, ты должен это знать: я возвращаюсь к отцу Пегги. Мы с Джимом еще раз попытаемся жить вместе. Я молча уставился на нее, а грузчики тем временем пронесли между нами диван. — Почти все, — доложил один из них, и они вернулись обратно в дом. — Извини, — сказала она мне. — Разве ты его любишь? — спросил я. — Он отец моей девочки. — Но ты любишь его? Да ну тебя, Гарри! Тебе всегда очень трудно говорить о разваливающихся семьях. Это ты все время жалуешься на то, что с кровью не поспоришь, на то, как грязно живет мир, и ты называешь его «паршивым современным миром»… Ты должен радоваться за меня. Ты должен поздравить меня. — Но при условии, что ты любишь его, Сид! Все это ничего не значит, если ты не любишь его. Ты его любишь? — Да. Доволен? Я люблю его. И никогда не переставала любить. Я хочу сделать еще одну попытку, потому что он расстался со своей девушкой, таиландской стриптизершей, и пообещал мне, что с этим покончено. Со всем этим «бамбуком». — Она не стриптизерша, она эротическая танцовщица. — Это теперь не важно, — ответила она. — Пегги в восторге от того, что мы снова вместе. Так что даже если теперь ты ненавидишь меня, ты должен радоваться за нее. — Я никогда бы не смог тебя ненавидеть. — Тогда, пожалуйста, поздравь меня. — Поздравляю, — сказал я и даже отчасти искренне. Она заслужила право быть счастливой. И Пегги тоже. Я быстро поцеловал ее в щеку. — Только не говори мне, что мы с тобой не знакомы, ладно? |