Книга Man and Wife, или Муж и жена, страница 37 – Тони Парсонс

— Гарри? Ну, и как ты тут?

— Работаю.

Если можно назвать работой четыре часа светской беседы под шардоннэ. Для моего отца такой вечер стал бы особенно торжественным, но для меня он был одним из привычных трудовых будней.

— А ты как? — хотя сейчас я уже догадался как.

— Тоже работаю. — Только теперь я заметил, что она держит пустой металлический поднос, на котором лежало несколько кусочков, оставшихся от рыбных пирожков или от канапе. — Салли исполняет роль моей няни. Я хотела сказать, нашей няни. Мне позвонили сегодня днем. Обычно эти вечера обслуживает Люк и его компания. Но они сейчас перегружены. Для меня это хорошая возможность заработать.

Люк. Опять этот подонок!

Мы улыбнулись друг другу. Я был очень рад ее видеть. Я чувствовал себя так одиноко на этой вечеринке, пока вдруг не увидел ее лицо. Сид до этого уже бывала на некоторых сборищах вместе со мной, хотя и не в последнее время.

Она никогда не отлынивала от похода со мной на встречи, но данное мероприятие было совсем не в ее духе: слишком много сигаретного дыма, алкоголя и бессмысленной болтовни ни о чем с людьми, которых она больше никогда не увидит и которые всегда поглядывали поверх вашего плеча, выискивая какую-нибудь знаменитость. Но она бывала со мной здесь раньше, поэтому совершенно естественно увидеть ее, пусть даже и с металлическим подносом.

Я дотронулся до ее руки:

— Принести тебе что-нибудь выпить?

Она рассмеялась:

— Иди работай, малыш. Еще увидимся, ладно? Мы можем вместе пойти домой, если ты сможешь помучиться здесь до тех пор, пока я не соберу посуду.

Она чмокнула меня в шеку и отправилась на кухню за очередной порцией рыбных пирожков. А я принялся фланировать между гостями, стараясь избегать тех, кто мог бы начать расспрашивать меня об Эймоне и его нервном расстройстве. В центре зала был установлен стенд с телевизорами, по которым передавались рекламные ролики новых проектов предстоящего сезона. Было много шоу Марти Манна. Возобновлялся показ серии «Шесть пьяных студентов в одной квартире», а также программы студии Си-Си-ТВ «Вас обокрали!». Я стоял напротив стенда, потягивая пиво и взирая на ролики тупых викторин, сериалов и ток-шоу.

«Затасканная пошлятина, — рассуждал я. — Это же губительно для телевидения».

Рядом со мной возникла пара соответствующе одетых деловых людей, которые, забрасывая в рот орешки, так уставились на экраны с рекламой, как будто никогда в жизни не видели телевизора. Они не могли быть ни с телестудии, ни из выпускающих компаний, которые делали передачи, потому что были слишком формально одеты. На телестудии у нас существовал определенный стиль одежды — модно, но одновременно небрежно. Причем всегда. Может, это рекламодатели, которых пригласили, чтобы дать им почувствовать вкус славы со скидкой?

Мимо меня проскользнула Сид, неся в каждой руке по подносу, наполненному сашими. Она подмигнула мне и наклонилась, чтобы поставить один из подносов на стол. Двое мужчин отвернулись от телеэкранов, их челюсти усердно двигались, перемалывая орешки.

— Погляди на эти ножки, — сказал один из них.

— Они у нее растут от шеи, — поддакнул другой.

— А вот попки совсем нет.

— Плоская, как блин.

— И сисек нет.

— А их не бывает при таких ногах.

— Хотя попка очень важна.

— Это точно.

— Даже при таких ногах надо, чтобы была либо попка, либо сиськи. Потому что за что-то ведь надо держаться, когда начинаешь.

— Хотя ножки отличные.

— Такие как обхватяттвою шею, так не захочешь и вздохнуть.

Они оба давились от смеха, следя, как моя жена пошла дальше.

Я с горящим лицом пристально смотрел на них, не отводя взгляда, стараясь, чтобы они заметили меня.

Но они не обратили на меня внимания. Орешки у них закончились, и, напрасно запустив пальцы в вазы, где оставались только соленые крошки, они отправились на поиски еще чего-нибудь вкусненького.

Я пошел искать жену. И наткнулся на нее в тот момент, когда она угощала сашими группу смутно знакомых мне женщин. Они угощались сырой рыбой и одновременно умудрялись полностью игнорировать Сид. Эти чертовы людишки. Что они себе думают? Она что, для них пустое место?

Сид улыбнулась мне. У нее очень милое лицо, которое таким и останется, несмотря на все годы, которые пройдут. Но я не смог улыбнуться ей в ответ:

— Бери свое пальто. Мы уходим.

— Уходим? Hо я не могу уйти. Еще нет, малыш. Что случилось? Ты выглядишь, как будто…

— Я хочу уйти.

— Но у меня работа. Ты ведь знаешь.

Женщины начали поглядывать на нас, держа кусочки лосося и тунца своими пухлыми пальчиками. Я взял Сид под руку и отвел ее в сторону. Ее металлический поднос уперся в чыо-то спину. Сашими угрожающе поползли вниз.

— Серьезно, Сид, Я ухожу домой. Прямо сейчас. И я хочу, чтобы ты пошла вместе со мной. Пожалуйста.

Она больше уже не улыбалась:

— Ты, может, и идешь домой, Гарри. А я буду работать. Что случилось? Объясни мне. Кто-нибудь сказал что-нибудь об Эймоне? Ты поэтому так расстроился? Забудь про Эймона. Марти прав. Ты должен начать что-нибудь новое.

Я хотел бы сказать ей, чтобы она не растрачивала себя здесь. Я очень хорошо знал, каковы здешние мужчины, потому что я сам — один из этих мерзавцев. Но она все равно не поняла бы, о чем я говорю. Она была очень наивна. Считала, что все ценят ее за хорошо выполняемую работу, за сырую рыбу и жареную на палочках курицу.

— Пожалуйста, Сид. Пошли со мной.

— Нет, Гарри.

— Тогда делай как знаешь.

— И сделаю.

Итак, я оставил ее кормить все эти жесткие, пустые физиономии, а сам пошел искать такси. Я оставил ее там одну, хотя понимал, что она слишком хороша для этого места и для этих людей.

* * *

Когда я пришел домой, Пегги уже давно спала. Салли сидела на диване, одной рукой покачивая колыбельку со своим малышом, а другой переключая программы на пульте телевизора. Малышку звали Прешиз. Салли спросила, как прошел вечер. Конечно же, она имела в виду для «Еды, славной еды», а не для телестудии. Я ответил, что все было хорошо. Потом я заказал для нее такси.

Мою жену привез домой Люк Мур. К тому времени я уже лежал в кровати на боку, притворяясь спящим и изображая ровное, ритмичное дыхание. Я прислушивался к тому, как жена раздевается, как с ее стройного тела спадает одежда, и мое сердце под полосатой пижамой от Маркса и Спенсера болело за нее. Потом мы долго лежали молча в темноте, стараясь не тревожить друг друга. Спиной друг к другу в супружеской кровати и в то же время не соприкасаясь.

— Ваше сердце, мистер Сильвер, — это маленькое чудо.