Онлайн книга «Впусти меня»
|
— Нет. Не можешь. Она протянула ему три тысячи, зажав их между средним и указательным пальцами. Он проверил каждую бумажку на свет и вынужден был заключить, что они настоящие. Затем он скатал их в трубочку, зажав в левой руке. — Ну что, давай? Девочка положила оставшиеся деньги на кресло, присела на корточки возле дивана, вытащила из несессера упаковку с бритвами и вытащила одно лезвие. Она и раньше такое проделывала. Девочка покрутила лезвие в руке, будто решая, какая сторона острее. Потом поднесла его к своему лицу. В голове крутилось лишь это вжик. Она сказала: — Никому об этом не рассказывай. — А если расскажу? — Не расскажешь. Никому. — Ладно. — Томми покосился на сгиб локтя, на две тысячные бумажки на кресле. — И сколько ты возьмешь? — Литр. — А это много? — Да. — И что, я… — Нет. Ты будешь в порядке. — Она же восстановится, да? — Да. Томми кивнул, зачарованно глядя, как лезвие, зеркально поблескивая, коснулось его кожи. Как будто все это происходило с кем-то другим, где-то в другом месте. Он видел лишь переплетение линий. Скула девочки, ее темные волосы, его белая рука, прямоугольник лезвия, раздвигающего в стороны тонкие волосы на руке. Достигнув своей цели, острие замирает на мгновение на выпуклой вене, чуть более темной, чем кожа вокруг. Чуть надавливает, легонько-легонько. Край бритвы погружается в складки кожи, и вдруг — вжик. Томми резко дернулся и перевел дух, крепче сжимая деньги в кулаке. В голове что-то хрустнуло, и он сжал зубы так, что они заскрежетали. На сгибе локтя выступила кровь, выплескиваясь толчками. Звон лезвия, упавшего на пол, — и девочка обхватила его локоть обеими руками, прижавшись губами к ране. Томми отвернулся, чувствуя ее теплые губы и язык на своей коже. Перед глазами снова встала схема кровообращения, сосуды, переплетение вен, по которым течет его кровь, устремляясь к ране. Я истекаю кровью. Да. Боль усилилась. Рука онемела, он больше не ощущал прикосновений губ, лишь то, как кровь покидает тело, как ее высасывают, как она… Вытекает. Он испугался. Ему хотелось одного — чтобы это закончилось! Это было слишком больно! Слезы подступили к глазам, он открыл рот, чтобы что-то сказать, и не смог. Не было таких слов, которые могли бы… Он поднес свободную руку ко рту, прижав кулак к губам. Почувствовал прикосновение бумаги, торчавшей из сжатого кулака. Впился в нее зубами. * * * 21.17, вечер воскресенья, Энгбюплан. Возле парикмахерской замечен неизвестный мужчина. Он стоит, упершись лбом и руками в витрину. Производит впечатление человека в состоянии сильного алкогольного опьянения. Пятнадцать минут спустя на место происшествия прибывает полиция. К этому времени человек успевает покинуть вышеуказанное место. Никаких повреждений витрины не обнаружено, за исключением следов глины или земли. В освещенной витрине выставлены фотографии подростков-фотомоделей. * * * — Ты спишь? — Нет. Облако духов и холодного воздуха ворвались в комнату Оскара, когда мама зашла и села на край кровати. — Хорошо прошел день? — Да. — Что ты сегодня делал? — Ничего особенного. — Я видела газеты. На столе в кухне. — Угу. Оскар плотнее завернулся в одеяло, притворно зевнул. — Хочешь спать? — Угу. И да и нет. Он действительно устал, причем так, что в голове все гудело. Единственное, чего ему хотелось, — это лечь, завернувшись в одеяло, запечатать все входы и выходы и не покидать комнату до тех пор, пока… пока… Но спать он не хотел, нет. И потом, может, ему теперь вообще не надо спать, раз он заражен? Он расслышал, как мама что-то спросила про папу, ответил наобум «хорошо», даже не разобрав толком вопроса. Повисла тишина. Потом мама тяжело вздохнула: — Солнышко, как ты? Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Нет. — Ну а в чем же тогда дело? Оскар зарылся лицом в подушку и задышал так, что нос, рот и губы покрылись испариной. Он так больше не мог. Слишком уж все это было тяжело. Он должен был хоть кому-нибудь рассказать. Он выговорил в подушку: — …Я аажен… — Что ты сказал? Он оторвал голову от подушки: — Я заражен. Мамина рука погладила его по затылку, по шее и вниз по спине, так что одеяло чуть съехало. — В каком смысле — зара… ой! Ты же в одежде! — Да, я… — Дай потрогаю лоб. Температура есть? — Она положила холодную ладонь ему на лоб. — Да у тебя жар! Вставай! Тебе надо раздеться и лечь как следует! — Она встала с кровати и бережно потрясла его за плечо. — Ну давай же! Она сделала глубокий вдох, что-то вспомнив. Затем произнесла другим тоном: — Ты у отца как следует был одет? — Да. Дело не в этом. — Ты в шапке ходил? — Да! Мам, дело не в этом! — А в чем же? Оскар снова уткнулся лицом в подушку, обняв ее руками и ответил: — … Яампир… — Оскар, что ты говоришь? — Я вампир! Пауза. Тихое шуршание маминого плаща, когда она сложила руки на груди. — Оскар. Вставай. И разденься. А потом ложись и спи. — Я стану вампиром! Мамино дыхание. Резкое, сердитое. — Завтра выкину все эти твои дурацкие книжки! Она сдернула с Оскара одеяло. Он встал, медленно разделся, не глядя на маму. Затем снова улегся в постель, и мама заботливо подоткнула одеяло. — Что-нибудь хочешь? Оскар покачал головой. — Может, померим температуру? Оскар еще решительнее помотал головой. Посмотрел на маму. Она стояла, склонившись над кроватью, упершись руками в колени. Изучающий, тревожный взгляд. — Я могу что-нибудь для тебя сделать? — Нет. Хотя вообще-то… — Что? — Да нет, ничего. — Ну скажи? — Можешь… рассказать мне сказку? На мамином лице промелькнула целая гамма эмоций: грусть, радость, беспокойство, полуулыбка, тревожная морщинка. И все это за несколько секунд. Наконец она ответила: |